Сибирские огни, 1960, № 12

— Вы собираетесь еще раз поглумиться над доверием коллектива. По­ думайте. \ \ Ч Полковник встает.. Поднимается и Пожидаев. Перез окно я виж у /как со штабелей сходят солдаты и, продолжая петь, в обнимку/Вало'м валят мимо канцелярии. Знаковые, очень знакомые слова! В своей домашней кофточке. В косыночке горошками, Седая, Долгожданная Меня встречает мать. Пожидаев стоит у окна. В две-три жадных затяжки докуривает папиросу и, тычет окурком в пепельницу. — Что ж, все сказано и все спрошено, — говорит полковник. — Разве только одно пожелание — посоветуйтесь с матерью, Пожидаев. Можно устроить разговор по телефону. Я не думаю, чтобы она согласилась подписать с вами в а -‘ шу жалобу, поменять сына-солдата на сына-заключенного. Она ждет вас не из ворот тюрьмы... — Я думал соврать, — признается Пожидаев. — Сохранить солдатскую форму, погоны, надраить пуговицы... — И, дескать, здрасте, кончил солдат службу. Вернуться через тюрьму, через позор, но без позора. Нет, это двойной позор... Да, как вы сказали — ду­ мал? — Полковник медлит. — Думал или думаю? Впрочем, не торопитесь с отве­ том, посоветуйтесь с родными, расскажите товарищам о том, что здесь было, что вы писали... А вас 'мы пригласим на кассационное заседание. Что же просил Пожидаев в кассационном суде? Ничего. Он не был на засе­ дании. Не было и самого заседания. Все закончилось новой жалобой солдата. Мы получили ее вскоре после возвращения. А стояло в ней примерно вот что: «18 августа, после суда, я написал заявление, в котором просил заменить мне год дисциплинарного батальона колонией. Я написал это необдуманно. Тогда, после ареста, я не спал в камере всю ночь. Было трудно и стыдно — дал солдатское слово, а что было потом — знаете. Только и думал: уйти, убежать от позора, хоть1 куда, хоть на край света. Утром привели новенького. Вроде парень-рубаха. По­ знакомились. Он много говорил насчет будущего. Самое выгодное — тюрьма,-, тюрьмы закрывают, старайся попасть в колонию. Просидишь не дольше как до ’ ледостава. Вернешься, женишься... Но вот вчера... Вы открыли окно, может, слу-’ чайно. Гляжу на солдат, слышу песню, и вот передо мной — мое, свобода. Я был неправ. Правы мои друзья. Они бросили мне в лицо крепкое солдатское об­ винение: «Твоя жалоба — третье преступление». Это вернуло меня к тому, о т ­ чего я отворачивался. Я прошу направить меня в дисбат. Постараюсь честной службой добиться того, чтобы вернуться в часть из дисбата досрочно. Мой брат, погиб в боях за Родину, мать и отец старые. Я не хочу позорить их честь. Про-: шу поэтому мое первое заявление считать недействительным». Теперь Пожидаев дома. Он вернулся солдатом. Я не видел, естественно, этого, возвращения, но особым видением вижу его и сейчас: белый пароход, на парохо-, де—трубы духового оркестра, яр, толпа, красная доска-трап, и все это под властью задушевной солдатской песни о седой и долгожданной, о матери, встре­ чающей сына. t