Сибирские огни, 1960, № 12

Федор смачно выругался и, заметив в толпе Петрована, медленно пошел на него. — А, счастливый женишок... Физкультпривет вам! И с ходу, тяжело, неуклюже, ударил Петрована кулаком в лицо и, как только толпа откатилась, обнажая землю, быстро нагнулся и поднял кирпич... / Так рисовалось преступление. Его третьестепенные подробности вроде той, что механик движка вытирал на ходу руки паклей, довольно наблюдательно и верно рисовал сам подсудимый. Но как только судьи касались таких обстоя­ тельств, которые обнажали и объясняли злую волю, говорили, что именно Пожи- даев хотел, думал и делал на месте происшествия, так моментально все повора­ чивалось вкривь и вкось! Да, он «стебанул Петрована в зубы», но это было «взаимное побоище». Что же делать, если тот хватался за голенище и у него мог быть ножик. Ребята «под­ зуживали, науськивали», отец и дядя бросили его, пьяного, «на произвол судь­ бы», «кирпичугу» он не поднимал, ему кто-то «вложил» ее в руки. Ложь недолговечна. Живые свидетельства очевидцев, показания потер­ певшего, донесения и рапорты по команде, зачитанные в суде, — все это по-дру­ гому раскрывало картину преступления. Бутафория стала бутафорией, а неодоб­ рение зала теперь почувствовал и сам подсудимый. Заговорил общественный защитник, и маска наигранного «геройства» окон­ чательно слетела с обвиняемого. — Рядовой Пожидаев ведет себя неправдиво, — говорил оратор. — Решая просить трибунал передать нам подсудимого на перевоспитание, мы имели в ви­ ду другого Пожидаева, другого по его отношению к тому, что он сделал. Тот, другой Пожидаев, самокритично открыл душу перед солдатами, сержантами.