Сибирские огни, 1960, № 12
ной ко мне, по-хозяйски близко привлек к себе Машу и, обернувшись ко мне, за сиял победительной улыбкой. — Пардон, пехота. Я не король вальса, но король своей королевы. — И милостиво объяснил: — Пардон — это значит «извините». Я остался с носом. Дольше обыкновенного разминал в пальцах сигарету, выдохнул колечко, другое. «Король своей королевы». Неужели правда? На свадьбу я приехал не ради свадьбы. Встречи хотела она. Писала, звала. И нате— Збарский. Войлочные подошвы не сильная помеха. Он с гусарской лихостью кружил ее, Ьиял зубами, потным лбом. Я старался разглядеть ее лицо — смеет ся, огорчена? Теплилась надежда — Збарский увлек Машу против ее желания. Но всякий раз перед ее лицом вспухал и реял, как флаг, белый шарфик. Из толпы выбрался, подошел ко мне с нераскуренной папиросой в зубах Васька Ухватов, мой старый кореш. — Дай-ка огонька, Леха. — Прикуривая, боднул головой в сторону танцу ющих. —Твоя-то. От выкаблучивает... — Моя? А ты не слыхал Збарского? — Слушай его, брехать-то он здоров! Присели к столу. Ухватов потянул к себе графинчик. Выпили. Еще раз. «Эх, была не была». Тем временем кончился вальс, и кто-то близко остановился за моей спиной. — Лешенька! — Свежее дыхание Маши коснулось моего лица. — Да хва тит тебе потчеваться. Заказал бы лучше плясовую... — Что ж. Это можно и без заказа, — ответил я, подавляя взволнован ность. — Эй, Федор, дай-ка баян... — Чудушко. Да разве я для себя или для кого-то... Ну? Понял? Баянист развел мехи — рев басов. Збарский пытался расстроить перепляс,. удерживал Машу, но она, пятясь, вырвала из его рук свои и под малиновый пере бор пошла, поплыла краем покорно раздвигающегося круга — сначала все- дальше и дальше от меня, потом ко мне, с другой стороны. Я оправил гимнастерку, поставил правую ногу на каблук — брошена пер чатка — и в небрежной, равнодушной развальце выстукал выходку. Начался от чаянный удальской перепляс. Я то и дело слышал: — Вот это парочка! — Загляденье! — А она-то. И надо же — затопчет ведь парня-то. Когда смолкли притопы и прихлопы, а баян уже стоял на сундуке, по горни це, обняв пудовую корчагу с домашним квасом, прошагал Ухватов. Остановился' против Збарского. Качнулся. Спросил: — Ну, как? — и кивнул на меня. — Классно? — Обыкновенная история, — ответил экспедитор. — Солдат пехоты дол жен уметь работать ногами. — Х-ха! — удивленно выдохщгл Васька. — Да ведь он же шофер. — Один чер-рт — больше елозит брюхом под машиной, чем возит. •— Ну, тут ты загнул, — запел высоким голосом Васькин дед. — Пехота — она матушка. Неприятеля бьют все, а города берет пехота. Тактось... — Брысь ты, стратег... — Ледышки глаз Збарского вспыхнули недобрым- блеском. Дедок скорбно заморгал белыми ресничками. Стало совсем тихо. Я резко встал и в той же небрежной развальце, в какой выбивал стукоток- выходку, пошел в сторону Збарского. Кровь тяжело, толчками билась под кады ком. Я не сознавал, зачем вдруг поднялся, шел — это был порыв. — Ты дрянная шкура, Збарский, — кинул я ему и, полуобернувшись к сто лу, ткнул окурком в тарелку. — Ты что, драться? — Збарский продолжал сидеть, нога на ногу. Я надви нулся на него, тряхнул за плечи. Он вскочил. Грохнула табуретка. — Убери руки, Отелло!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2