Сибирские огни, 1960, № 12
грузив снаряжение и пробы на лодку, сплавим их по реке в Ванавару, а осталь ные пойдут туда налегке и прямым путем. Пищи нам не оставили вовсе, и мы вна чале пробавлялись случайной охотничьей добычей. А потом нам посчастливилось встретить рыбаков, снабдивших нас провизией. Но окончательно наши мытарст ва кончились только в Ванаваре, где нас уже поджидали товарищи. В честь окончания похода был устроен прощальный вечер. Поднимались ве селые тосты. Под смех и хлопки Дима Демин прочел свои прощальные стихи. Заканчи вались они так: Так что ж — до следующего лета! Когда за этим же столом Мы космонавтов соберем И за гостей с чужой планеты Вновь выпьем, как сегодня пьем! Крепко и порывисто прозвучал за столом «Гимн космонавтов». До свидания , Галка! На другой день мы посетили находящегося в больнице эвенка Ивана Алексе евича Аюльчина, которого прозывают «белым стариком». Встретиться с ним нам посоветовал еще в Красноярске директор Туринского музея Иван Иванович Суво ров. Когда стали собираться к Аюльчину, Плеханов засомневался: — Удобно ли такой гурьбой идти? — Ничего... Пусть это вас не смущает, — заверили нас ванаварцы. — Аюльчин — дедушка приветливый... Больничный городок находился на краю поселка. На высоком обрывистом бе регу в сосновом бору стояло красивое бревенчатое здание, крытое белым шифе ром. С обрыва открывался великолепный вид на всю ВанаЕару и тайгу, раскинув шуюся по обе стороны Подкаменной Тунгуски. Старика — худенького, согбенного, с белой головой — вывели из больницы под руки. Аюльчин медленно переставлял тощие ноги, обутые в мягкие сапожки иа оленьей шкуры — бокари. У него умное лицо с морщинистыми впалыми щеками. Выпуклый лоб тоже изборожден крупными морщинами. Белые волосы на голове редкие и легкие, как пух. Мы усадили старика у пня около обрыва. Аюльчин подобрал под себя ноги, откинувшись назад, оперся рукой о траву. Из широкого воротника больничного халата выглядывала тонкая шея. Начались осторожные расспросы. Но дали они немного. Старик помнил, что после взрыва вдруг юрта упала. Небо светилось. Около Хушмо гром был, как в бубен кто бил: бутым-бутым-бутым-бом! Потом дождь пошел, целый день шел. Все эвенки богу молились — какое светопреставление!.. — Амака, а вы на место взрыва ходили? — Я не ходил. Охотники боялся ходить. Олени горел, люди горел на Хушмо. Пожар идет — ухорони бог. Богатый лабаз там был, Кайноченок пошел туда, один сгорел, двое убежал. — А люди после этого не болели? Старик задумался. Потом затряс головой. — Не помню. Все поумирал уже. Тогда год тяжелый был. Пушнины мень ше, белки меньше, зверь ушел. Везде его меньше было. Много лет прошло, тогда я там побывал. На Хушмо рыбы нет. Тайгу поломало, все деревья, как косой, сняло. Хребта нет, а горы большие были. Какое-то болото стало на том месте, раньше его не было. Так говорят... Длительная беседа утомила старика. Он все больше откидывался назад, за ложил руку за спину, силясь выпрямиться. Мы бережно поддерживали его. На конец, он сказал: . ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2