Сибирские огни, 1960, № 11

Паткен вскоре утомился. Дуняша заставила его принести со склада картофель. — Через залив гребет до самого Лангра, не пристанет, а тут при­ стал, — с удивлением молвил Конев. Как только сели отдыхать, долговязый половинщик ушел, показывая, что знает отношение хозяйки и компании портить не желает. * * * В кедровом стланике кое-где снег. Кедры давно уж подняли головы из самых больших сугробов. Теперь сугробы совсем опали и ушли в зем­ лю. Только кое-где под ветвями тех самых стланцев, что так долго при­ давлены были этими сугробами, приютились их остатки, спасаясь от солнца. Под прикрытием леса, на поляне, маленький белый цветок. — Подснежник! — воскликнула Екатерина Ивановна. — Вот и весна! — раздался голос мужа. Невельской и Березин только что вернулись с речки. Геннадий Ива­ нович подошел к Кате. Лицо ее в веснушках, румяно от загара, солнце светит в ее глаза, они добры, нежны и застенчивы. — Какая прелесть, не правда ли! Я поставлю их в вазу. Он хотел сказать, что нашел золото, правда, крупицы мелкие, но при виде белых подснежников смолчал. — Как ты думаешь, можем мы Паткену дать картофеля? Невельской на миг нахмурился. — Дать придется, — сказал он. — Надо пользоваться, что нашелся тиляк, который решается переступить предрассудок глупый. Почин доро­ же денег! Он снял куртку и взял лопату. Подошел казак Завьялов, стал жало­ ваться, что болен и скоро умрет, как Мокринский, а доктор не хочет его лечить. Катя знала — казак этот нервнобольной. В казарме иногда над ним грубо потешались... Вечером Невельские, Дуняша, Конев и Паткен с женой сидели у костра. Подобии куда-то ушел. Стемнело, и над половинкой луны, похо­ жей на золотую чашу, в черном небе звезды, как огненные брызги. Было уже поздно, когда Невельские шли домой. — Ты не голодна? — спросил он. На ужин получили все по неболь­ шому куску хлеба. — Нет. Я люблю уху. Свежая рыба — прелесть. В домике тихо и тепло. Дуня затопила печь. Катя зажгла свечу. Она старательно расставляла в стакане подснежники. — Бог знает, что мне ответят из Петербурга на мою ругань... Он со дня на день ждал прихода судна, почту, людей, товары и новых неприятностей. Он готов был к ним, но в глубине души надеялся, что бу­ дет много и хорошего, ведь не тунгус приедет с письмами, а придет воен­ ный корабль. При мысли о том, что где-то об экспедиции позаботились, теплое чувство согревало душу. Надежды пробуждались; весна идет: все копают землю, костры горят, рыба ловится. Как прекрасно, если бы все доставили, можно бы продолжать исследования, лишнего он не просил, только, чтобы с голода не умереть, не хворать, не унижать русского име­ ни, обнаруживая перед всеми страшную нищету. «Конечно, наглость и подлость Компании и ненависть и глупость пе­ тербургских чиновников — все это есть. Но, верно, Николай Николаевич даст отпор. Может быть, разрешат мне идти вверх по Амуру. Он поможет».