Сибирские огни, 1960, № 11

плескивая желтую муть из лотка. — По Амуру на лодках разъезжают торговцы! На устьях у Лангра — чисто, лед прошел в лимане, а наша Петровская коса затерта со всех сторон. Никакое судно не может подойти. Мы связаны по рукам и ногам, как в карцере сидим, а весь край открыт для любого смелого пришельца. Входи в реку — пожалуйста. А мне за­ прещено идти дальше этого распроклятого места. И вот мы, как воры под телегой у купца, прячемся в самом гнилом углу края. Ф * * Вот тут земля-то получше, — говорил Иван Подобии, выворачи­ вая лопатой комья песка и гальки. — А ты уверен, что здесь будет расти? — спрашивала Екатери­ на Ивановна. — Как же! Картошка-то... Место чистое — не болото. Посадим, так и вырастет. — Но ведь ты, Подобии, моряк, а не пахарь, как ты можешь знать, что тут растет? Ты уроженец не здешний. — Это мало важности, барыня. Мы видели в Охотске, растет картош­ ка на дресве. На чистых камнях! Значит, промеж гальки есть же песо- чек, и она корнями за него схватилась. И такая ладная родится там кар­ тошка. И здесь вырастет. Екатерина Ивановна, Дуняша и Подобии заработали молча лопата­ ми. Иногда Катя посматривала на матроса. Наконец, она решилась и спросила: — А почему ты вчера с Калашниковым бранился? Брови у Подобина дрогнули, но он смолчал. Он никогда не отвечал на вопросы о причинах своих ссор с Мокеем. Катя замечала это. Муж, однажды узнав, что Калашников и Подобии чуть не подрались, пригро­ зил высечь Ивана, но тот и тогда не вымолвил слова. Казалось, он так же молча готов лечь под розги. Дело тут серьезное. Подошел Конев. Сегодня он также послан в распоряжение Екатери­ ны Ивановны на офицерский огород. Он загорелый, худой, с костлявой грудью, выпиравшей сквозь рубаху, и с жилистой, дочерна закопченной солнцем шеей. — Гиляки говорят, что тут, мол, ничего не родится. — Мало ли что они говорят! — ответил Подобии. — Их послушать, так и землю копать грех. Отец Паткена вчера шел, увидел, что огород мы стали у казармы копать, и говорит мне: «Не копай, Ванька». — «А что?»— «Худо!» — «А что худо?» — «Помрешь!» Право! Геннадий все твердит, что здесь самый отвратительный гнилой угол. А Кате больно слышать это. Да, для моряков тут плохо, им неудобно, их суда могут сесть на мель, им нет простора, деятельности, им трудно пре­ секать хищничество иностранцев. А ей иногда кажется, что тут милое и счастливое место. Тут она живет с мужем, текут месяцы ее беременности. Она никогда не забудет этих печально склоненных, стелющихся кедров, этих очень нежных, весенних ростков травы, редких солнечных дней и робкого сверканья утихшего моря, всей этой северной, нежной и скром­ ной, но по-своему страстной и как бы стыдливой весны. Где-то Италия, Франция, Средиземное море с их кидающимися в глаза южными пейзажами, с контрастами ярких красок, с живописными толпами в портах. Ей предназначено было жить там. Ни Париж, ни Средиземное море никогда не будут ей так милы, как эти нежные картины слабо пробуждающейся природы Севера, среди ко­ торой она любила. Она сама выбрала Геннадия, Петровскую косу, труд во имя будущего. Весна! Как оживились гиляки!