Сибирские огни, 1960, № 11

что запрещено правительством... Вот тут и для тебя приписка от Екатери­ ны Николаевны и Николая Николаевича... Она взяла письмо Муравьевых, а ему дала свое, от сестры из Крас­ ноярска и другое от тети — из Владимира, куда дядя назначен губер­ натором. «Ребенок мой, бедный и нежный, только тебя жаль, я и тебя привя­ зал к этому кресту своему, Катя, ангел мой и друг. За что я тебя гублю!»— горько думал Невельской, читая письма ее родных. А ты знаешь, мой друг, если Варвара Григорьевна и Саша пригла­ шают тебя, то ведь, может быть, тебе стоит уехать на год-другой — ска­ зал он, дочитав письма. — О, нет... — она улыбнулась снисходительно. Он стал доказывать, но вскоре опять безудержно заговорил о делах. На одного Муравьева надежда. Он все же пишет... — Невельской вытащил из груды смятых бумаг одно и прочел: «В наших делах много имеют влияния дела европейские, теперь же все там устраивается к спокойствию, поэтому есть надежда, что и здесь будут не так трусливы». Нет, надо думать не о том, что все устраивается к спокойствию, а знать, что делать в случае войны. В случае спокойствия и мира в Петер­ бурге отлично знают, что делать — ехать в Париж за удовольствиями! А вот если мы захотим выйти на океанские просторы, из-за одного этого может война начаться с Англией. Она никогда не захочет уступить нам морей. Если займем Амур и побережье и начнем обстраиваться в бухтах! Право! Как ты думаешь... Надо быть готовыми тут, а не самоутешаться... Он присел рядом с женой: — Но тебе надо уехать отсюда... ...Ночью он написал управляющему делами Компании Этолину, что по получении его распоряжений, а также распоряжения Кашеварова, ад­ ресованных Орлову, как ответственному тут от Компании, он приказал не исполнять их ни в коем случае. Об этом же сообщил Кашеварову в Аян. Об остальных делах писал в правление резко, требовательно, но ни словом не обмолвился о болезнях и голоде. — Чтобы не раздули! — пояснил он жене утром, читая черновик. — А я заведу здесь свой огород! — сказала Екатерина Ивановна. Он, казалось, не слыхал ее слов. Он сел за письмо к Муравьеву, написал, что не соглдсен с его прика­ заниями и с его осторожностью, молил о помощи, доказывал, что имя Ни­ колая Николаевича будет принадлежать истории, если он станет дейст­ вовать решительно, сообщал, что посты на озере Кизи и в Де-Кастри все- таки поставит. «Мы тут за десять тысяч верст от Петербурга заброшенные и забы­ тые», — писал он. «Надо выложить Муравьеву все, открыть все карты, он поймет. Надо его спасти от ложных и трусливых действий!» Откровенно написал про голод, про болезни и проступки нижних чинов и приказчиков. Несколько дней письма исправлялись и переписывались начисто. Тунгус Антип отдыхал, спал в казарме на нарах, пил чай, играл в кар­ ты, сходил в баню. Олени его, разгребая снег в тайге, добывали мох. Утром в назначенный день еще затемно олени загремели боталами под окнами домика начальника экспедиции. Антип сидел на табуретке в сто­ ловой. Сын его устроился у двери на корточках. Офицеры и приказчики были в сборе. Заливались каплями пылающего сургуча последние пакеты. — Провизии у тебя хватит до Аяна? — спросил Невельской у Антипа. — Как же? — отвечал тунгус. Старик встал, снял парку и меховую рубаху, надел на шею и пристег- 4- «Сибирские огни» № 11.