Сибирские огни, 1960, № 11
шать — это простые песни наших людей и церковный хор, когда муж ис полняет обязанности священника». Утром при блеске солнца, заливавшего все вокруг, выйдя из дому*, она смотрела то с гребня косы, то с вышки на юг в сторону лимана. Теперь уж это торжественное ледяное безмолвие, эта сверкающая кра сота не казались безобидной декорацией. Теперь она понимала, что природа может быть страшным врагом. Пурга, мороз, огромные просторы губят человека. Все это далеко не предметы для любования. Дома в большой комнате письменный стол мужа. И опять больно, словно мозг колет игла. Тихо, опустел его маленький столик, маленькое поле, где происходили великие битвы и набрасывались великие планы. А на обеденном столе с убранной скатертью лежат куски грубой белой материи. Сейчас придет помогать Алена... Она рада убраться из казармы с глаз долой. Под вечер Катя шла в стойбище. Она лечила детей, записывала гиляцкие слова, показывая на предме ты и спрашивая их названия у взрослых. Гиляки стояли или сидели на корточках и молча смотрели — о чем она говорит с их детьми. Дома ее ждал Таркун. — Катя, писку тебе привез! — Что с Геннадием? — испуганно спросила она, но лицо у гиляка такое спокойное и доброе, что она поняла все, еще не читая. Записка по-французски. Он целует ее, умоляет не беспокоиться, важ ные исследования задерживают его. А следом за «пиской», через день, явился сам Геннадий, почернев ший, весь в снегу, но полный энергии. Утром его маленький стол опять превратился в арену битвы. В комна те накурено. Воронин, Орлов, боцман Козлов и плотники обсуждают с капитаном, когда и как приступать к постройке палубного ботика. Прошлым летом погибли два судна — «Охотск» и «Шелехов». «Охотск» удалось вытащить на берег, и в нем устроен магазин, поставле на печь, в каюте живет приказчик. Вообще там очень уютно... «Шелехов» разбит вдребезги, но доски удалось спасти. Они годны в дело. Целую зи му возили их с острова Удд на собаках. Послышался звон боталов. — Почта! Геннадий Иванович! Олени! — вбегая, вскричал часовой. Катя тоже вышла из дому и увидела несколько рысивших оленей. Неужели письма от сестры, от тети? А кругом море в страшных сугробах, и торосах, но теперь все опять не страшно. Геннадий был с ней, почта шла, ужасные картины потускнели. Муж вышел на мороз в одном мундире. У него редкое здоровье. Только напрасно шапку забывает снимать в доме. Нанесло туман. Боталы звенели, а оленей не стало видно. Временами казалось, что почтари забрели куда-то в сторону. Вдруг прямо напротив пакгауза появился на льду всадник на олене, за ним другой... Вскоре Антип — тунгус, привезший почту, седоусый, сероглазый, с широким лицом сидел в комнате на табуретке. Собрались все офицеры. Началось распечатывание пакетов. Катя... Вот от Варвары Григорьевны и от Саши, — сказал муж. Екатерина Ивановна с благоговением взяла письма и ушла в спальню. Были письма Орловым, Березину, всем офицерам, нескольким нижним чинам и целая куча писем Невельскому — с орлами и без орлов. Все разошлись. Капитан начал с главного — с писем генерал-губер натора Николая Николаевича Муравьева.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2