Сибирские огни, 1960, № 11
Луна взошла. Огонек горит в доме капитана. Долго не спит Геннадий Иванович. А холодно у него во флигеле, день и ночь топить надо. Подобии невольно задумался о тяготах жизни. Старик Мокринский мучается, хрипит все время, дышать не может. Как поест рыбы соленой так все внутри у него горит и на сердце давит. А унтер Салов всегда с улыбкой. На Николаевском посту есть матрос Сенотрусов. Он рассказы вал, б>дто оы Салов, когда служил в Охотской крепости, просился на служоу в каторжную тюрьму в палачи. А вот веселый и все с шуточкой А может, врет Сенотрусов. Он — ботало. А пайки урезают... Собака вылезла из конуры, ткнулась в полы тулупа. Тишина Снега горят. Море по обе стороны косы уж давно замерзло, не шумит Редкая ночь. А в пургу занесет весь пост так, что приходится выбираться через чердаки, пушки искать в снегу шестами на ощупь. Люди начинают болеть. Подобии полагает, что это оттого, что мало дают уксуса и водки. А приказчики тайком от капитана напиваются пья ные. Уверяют, что водку достают у гиляков. На Николаевском посту в команде, говорят, еще хуже. Там есть у По- добина двое приятелей — Шестаков и Веревкин, с которыми вместе слу жил он у Невельского на корабле «Байкал». Шестаков недавно приезжал и рассказывал, что среди матросов, присланных из Охотской портовой команды, есть такие, что играют краплеными картами. На «Байкале» ничего подобного не было. А тут народ — сброд, сбыты охотским начальством с рук не зря. А как его узнаешь, кто он такой? Вот и смотри, а то живо из мешка вытянут чего-нибудь. Прежде этого не зна ли и мешки свои не проверяли, когда с вахты приходили. Надо бы переме ниться местами и спать рядом с Коневым. Со своим надежней Правда пока все спокойно... ’ Дружный храп и тяжелое дыхание неслись из всех углов казармы, когда черноусый и чернобровый Калашников при свете фонаря начал те сать лучины от высохшего у горячей печи полена. Из-под занавески вылезла жена его Алена, зевнула громко, поправи ла волосы под платком. Поднялась и худая, рослая Матрена Бирюкова. Стукнула дужка ведра, потом гулкая деревянная крышка полупустой кадушки, вода из полного ведра плеснулась обратно в кадку. Матрена тяжело и быстро зашлепала босыми ногами по чистому полу, и вода ши роко хлынула в котел. Теперь послышались легкие шаги, пустое ведро стукнулось о край ка душки, снова погрузилось и опять вырвалось с водой, и раздались то ропливые частые шаги. Лучины занялись с треском. Калашников открыл стоявший в углу ларь, достал из него мешок с крупой, безмен, отвесил часть крупы, потом принес из кладовки бочонок с коровьим маслом. Он перевернул бочонок и, вывалив масло на стол, стал осторожно соскребать цвель, густой мох натой зеленью покрывшую полукруглые стороны на кусках. На дворе еще темно. Казак Яков Беломестнов слез с нар. Он смуг лый, малого роста, чернявый. Обувшись, ушел на мороз. Вскоре послы шался стук. Яков скалывал лед с бочки, в которой он возит пресную воду с речки Иски. Прежде возил штрафной матрос Яков Мокринский но заболел. Вот еще чьи-то худые жесткие ноги в цветных коротких портках спус тились на пол. Это казак Иван Масеев, якут. У него орлиный маленький нос на широком лице с сильно набухшими скулами. I — 9 . «Сиб .Ш ГКИР П Г Ш V . Ч Новосибяггчя об"з:::гя I
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2