Сибирские огни, 1960, № 11

должает читать роман: «Герой романа уже начал достигать своего английского счастья, баронетства и имения, и Анна желала с ним вместе ехать в это имение, как вдруг она почувствовала, что ему должно быть стыдно и что ей стыдно этого самого». В этом страхе «английского счастья» впервые в романе выглянула в Анне нравственная взыскательность, которой суждено стать подкупающей чертой ее образа, и в то же время причиной ее гибели. Анна страшится сытого, спокой­ ного и пошлого счастья, ибо только что чувство, живое и сильное, глянуло в ее Душу. Отныне тема «английского счастья» пройдет сквозь весь роман. Не только Анна, порвав с Карениным, откажется от лживого счастья, но и в нравственных метаниях Левина будет тот же страх по­ шлого благополучия. Толстой приведет Анну в энглизированное поместье Врон­ ского, чтоб подчеркнуть чуждость своей правдивой героини искусственности окру­ жающего ее выдуманного мира. К «ан­ глийскому счастью» будет стремиться антипод Левина, его брат Кознышев, ры­ царь пустой учености, верящий, что при помощи русского земства можно достичь «английской свободы». Выражением не­ нависти к этому лживому благополучию и станет образ Анны Карениной. Гигантская переоценка верований, беспощадная критика общественной лжи придали роману «Анна Каренина» та­ кую революционную страстность, что да­ же тема любви стала с небывалой для Толстого последовательностью утвер­ ждением прав сердца, бунтом против уродующего гнета общества. Толстой вознес безоглядную любовь Анны, пре­ клонившись перед ее стихийной силой. Так ж е как в пляске Наташи Ростовой вдруг проглянула ее русская душа, блес­ нула широкою удалью, хмельным раз­ гулом, неведомыми путями впитав в себя то, что таится в каждом русском челове­ ке, так и в вихревом порыве Анны, да­ мы из светского общества, прорвалась неведомая этому обществу богатырская отчаянность, взвилось покоряющее и пьянящее раздолье русской души, не пожелавшей «английского счастья». Вот для чего нужна была Толстому и сцена несоетоявшегося объяснения Ко- знышева с Варенькой, сцена, в которой обнажается пустота их души. Ведь оба как будто любят друг друга, оба ждут объяснения, и вдруг все волнение крови разряжается неожиданным и нелепым разговором о грибах. Устроив свидание Кознышева с Ва­ ренькой, на котором они и должны были объясниться и соединить свои пустые жизни, Толстой казнил умственных, жи­ вущих «по правилам», героев, лишив их заветных чувств, выражаемых не столь­ ко словами, сколько улыбкой и взглядом. Все это Толстому нужно для того, чтобы резче подчеркнуть яркость духов­ ной жизнй Анны, и в еще большей сте­ пени— оттенить мрак той общественной обстановки, при которой сильная индиви­ дуальность Анны должна была оказать­ ся обреченной. Анна — необычный для Толстого об­ раз женщины сильного характера и вы­ сокого интеллекта. Однако сфера любов­ ных отношений Анны — Вронского не выходит за пределы эмоционального тя­ готения. И тут все решилось взглядом, улыбкой, а не интеллектуальной общ­ ностью. В рассказе «Дьявол» мы читаем: «Почему Евгений выбрал Лизу Аннен­ скую, нельзя объяснить, как никогда нельзя объяснить, почему мужчина вы­ бирает ту, а не другую женщину». Тол­ стой решительно не задумывается над вопросом, почему возникло у Анны Ка­ рениной и Вронского взаимное тяготе­ ние. Он лишь отмечает, что, как подлин­ ное и сильное чувство, оно возникло с первого взгляда, непроизвольно, незави­ симо от намерений людей. Трагизм положения Анны усугублял­ ся противоречием ее положения матери и любящей женщины, но порождался от­ нюдь не этим. Ее духовная драма вызва­ на тем, что, начав жить «по сердцу», а не «по правилам» лживого мира, она не­ минуемо противопоставила себя окружа­ ющей среде, ибо все корыстные силы об­ щества обращались именно против ее по­ пытки нравственного разрешения возник­ шей жизненной драмы. Дело не в том, чтобы загадывать, что победило бы в Анне, чувство матери или любящей жен­ щины, и что произошло бы, если бы лю­ бимый человек оправдал ее надежды. Анна была бы несчастна при любых ва­ риантах, и в этом беспощадная правда толстовского романа. В. И. Ленин утверждал, что критика Толстым всего государственного строя, всех форм общественной жизни отличает­ ся бесстрашием в стремлении «дойти до корня», и сила романа «Анна Каренина» в том, что и тут Толстой стремился дой­ ти до главного общественного зла, поро­ ждающего все виды личных несчастий. И Толстой приходит к выводу, что в уг­ нетательском обществе человек, живу­ щий по сердцу, а не по правилам лживого общества, неминуемо обречен. И в этом неотвратимая трагедия чудесной Анны, вздумавшей восстать против правил под­ лого мира и павшей в неравной битве. Из этого не следует, что в выявлении этого главного конфликта Толстой не проявляет специфической для него не­ последовательности. Нет, он действи­ тельно пытался «покарать» Анну, иначе он не был бы Толстым, утверждавшим незыблемость вечных законов нравствен­ ности. В забвении вечного закона мате­ ринской ответственности художник и стремился найти уязвимость Анны. Судь­ ба ребенка Анны и возникает в романе как осуждение фальшивых отношений Анны и Вронского. Пытаясь примирить Каренина с Ан­