Сибирские огни, 1960, № 11
— Пошли? Делать нечего, Иван Максимович, — тяжело вздыхает Зайцев, доставая оцинкованную банку с неприкосновенным бортовым пайком. — Была бы у нас рация... А так, что же... Пошли... И они, проваливаясь по пояс в снег, побрели к лесу, Розоватые блики неви- димого солнца скользнули по вершинам и тут же погасли. Быстро сумерничает, тяжело дыша и обливаясь потом, заметил Иван Максимович, — а прошли самую малость... Пилот вздернул шлем к затылку, чтобы освежить горячий лоб, и сразу по чувствовал ледяные капельки пота. — Не пройти, вернемся, — выдавил, наконец, Иван Максимович, останав ливаясь и глядя на часы. И они вернулись к самолету. Наступила ночь. Гулко трескались, не выдерживая мороза, Деревья, словно кто-то, балуясь, бил из мелкокалиберки. Термометр в кабине падал. Вначале бы л о за минус 30 , потом 35 . К рассвету столбик упал до 45° . Не сидеть, слышишь, не сидеть! — толкал Жук пилота, всепытавше гося прислониться к самолету. — Бегай, бегай!.. И бегал сам, чувствуя, как все равно коченеют ноги и от мороза заходится ■сердце... Завтра будут искать, найдут, не оставят же так, — нет-нет, да и произно сил Зайцев, только для того, чтобы слышать свой голос и убеждаться: не спит. — Б ез костра — гибель! — почти крикнул он и, пошарив в кабине, выта щил маленький топорик. Топорик со звоном отскакивал от смерзшегося дерева, высекал искры и все- таки мало-помалу вгрызался в ствол. Одно, второе, третье, четвертое дерево... По летели в.кучу ветки мелкой поросли, хлюпнулся поверх бензин и пыхнул от спич ки. Костер запылал. — Теперь живем, — пританцовывая и колотя что есть силы руками, выкри кивал Зайцев. — А нас уже ищут... Найдут! Прошла ночь... Прошел день и еще одна ночь... Продуктов не осталось. Да и много ли их было — две баночки консервов, полкило галет, банка сгу щенного молока... Голодные, промерзшие, люди с остервенением таскали срубленые деревья в костер. Ему нельзя затухать. Случись это — все!.. Один рубил, другой стоял, -согнувшись у костра. И вдруг падал, подкошенный сном. — Вставай! — хрипел заметивший и тормошил товарища. Тот подымался, блуждающими глазами осматривал небо, низкое, хмурое, безжалостное... — Вот так ,— показывал Жук ,— палку в подбородок! Обопрись и стой ...— И вдруг бросался на почудившийся рокот самолета, — Слышишь? Летит! Летит! Оба бежали на звук, настороженно прислушивались и возвращались к кост р у — галлюцинация... Они стояли у костра, опершись подбородками о палки. Покачивались, опа саясь только одного, — не свалиться в пламя. И вдруг на четвертые сутки услышали мощный рокот самолета. Он нарас тал, а потом начал затихать, чтобы через минуту грохотом разорвать морозную тишину над озером. Самолет бросил на снег сумасшедше несущуюся тень крыль- -ев и сделал посадку. — Пейте, пейте! — приказывал пилот Петров, поднося ко рту Жука фляж ку. Булькала жидкость, а Жук и не чувствовал, что это спи£т... Через три дня он вместе с Зайцевым возвращался из больницы к своим обычным занятиям. — Хорошие бы из вас лесорубы получились, — пошутил кто-то, — за трое суток столько вырубили леса на костер, сколько целая бригада с электропилами за день не сделает... А вы одним топориком... Здорово!.. — Чего уж вспоминать, — улыбнулся Иван Максимович и заспешил к
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2