Сибирские огни, 1960, № 11

ребрались в Чантырью, Мулымью, Шаим. Эти деревеньки, разделенные десят­ ками таежных километров, в верховьях Конды — последние. В Ушье восемь деревянных домишек, вытянувшихся, как на смотру, вдоль излучины реки, которую здесь можно переплыть в четыре весельных взмаха. Ночи и свободные часы я провожу в полутораэтажном домике, от старости готовом рухнуть каждую минуту. При сильном ветре он скрипит и покачивается. Ноги скользят по наклонному полу, в щели которого непрерывно дует ледяной сквозняк. В двух маленьких комнатках шагов по пять в длину и в ширину ночует двенадцать человек. Спим на полу. Кроме людей, здесь же собака Дамка - угрюмый зверь с лобастой головой и все понимающими глазами. Сейчас, прикрыв веки, Дамка чутко дремлет. Около нее вертится, беззлобно облаивая, неведомо как выросший в лесах махонький песик с громкой кличкой «Тарзан». Когда он надоедает заливистым лаем и неистощимо веселым нравом, его выводят на ули­ цу и сажают на «цепь» — кусок бинта. Тарзану это не нравится. Он жалобно во­ ет, поднимая мордочку к небу, сплошь застеленному снежными облаками, или просяще смотрит на каждого проходящего. Отчаявшись, песик замолкает и с грустным видом укладывается на снег. Я часто выхожу на улицу. Все выглядываю погоду. А ее нет и нет. То сып­ лет снежок, то подвывает ветер, вещая к ночи пургу. Еще я часто выхожу на улицу потому, что долго высидеть в комнатенке невозможно. Хозяин домика, се ­ мидесятилетний охотник, по вечерам напяливающий очки, подвязанные веревоч­ ками и читающий Жюля Верна, шевеля сухими губами, топит железную печь так, что нормальному человеку выдержать невозможно. Его квартирант — трак­ торист Кичко, сидя в трусах, пьет чай. Крупные капли пота скатываются со лба к носу и шлепаются в эмалированную кружку. Рабочий с буровой крутит регуля­ тор «Искры», и потому одна за другой меняются, действуя на нервы, обрывки мелодий. А тут еще сын охотника, ставший кочегаром, вот уж е три часа с лиш­ ним тщетно силится подобрать на гармошке «Подмосковные вечера». У него ни­ чего не выходит. А парень упорный. Склонив голову, он без устали перебирает лады... — Старик, — шамкает беззубым ртом жена охотника, — отвори дверь, жарко! — Жар костей не ломит,— не отрываясь от Жюля Верна, сообщает ста­ рик, — сейчас жарко, а потом будет холодно. Спорить со стариком нельзя. Стоит только прогореть смолистым дровам в печке, как в комнатенках волнами колышется холодный воздух, и всю духоту вмиг выдувает. Тебя, Николай, наверное, интересует, что я делаю в Ушье и почему именно она привлекает внимание? Постараюсь ответить. Скоро ребята-жильцы уходят на смену. В более спокой­ ной обстановке я смогу рассказать тебе о том, что сейчас нас, живущих в Ушье, волнует,, а в самом недалеком будущем заставит радостно биться сердца миллионов советских людей. Их внимание будет приковано к Шаиму, а об Ушье, Мулымье, как и о многих других ныне безвестных местах Кондии, все будут знать так же хорошо, как знают о Баку или Грозном. Ты догадываешься, о чем речь? Помнишь, я рассказывал тебе о поездках с геологами по Обскому Северу? Так вот, тогда я много наслышался об активных разведках нефти. С кем бы ни пришлось разговаривать: с простым рабочим буровой или с Юрием Георгие­ вичем Эрвье — начальником Тюменского территориального геологического уп­ равления, с главным геологом управления Львом Ивановичем Ровниным или гео­ физиком Октябриной Викторовной Шкутовой, с начальником Ханты-Ман­ сийской экспедиции Иваном. Максимовичем Жуком или с пилотом вертолета, ле­ тающего в сейсмические партии, — все твердили одно: нефть будет! Они верили: именно здесь , на Обском Севере, откроются кладовые с нефтью. Я искал откровенных пессимистов. И не находил. Впрочем, не совсем так. Они были. Только не на Обском Севере, а в тиши некоторых ученых кабинетов.