Сибирские огни, 1960, № 11

И стоят, — и ветер их не клонит, — будто изваянье, на виду, пред которым сердце захолонет у людей в двухтысячном году! В ТРАМВАЕ Ах, кондуктор... Берет — на висок. Полушубок, затянутый мило. Продышала в окошке глазок и ресницы к стеклу прислонила. «...Ты звени, мой звоночек, звени...» бьется девичий голос в трамвае, за которым несутся огни и сухая пыльца снеговая. И, одетые в гулкий брезент, шофера, кузнецы, лесорубы, позабыв обо всем на момент, раздвигают промерзшие губы. Здесь в краю, где работы с лихвой и от стужи душа огрубела, ласка вьется синичкой живой, обживается лирика смело. «...Ты звени, мой звоночек, звени...» Искры звездами льются с трамвая. И летит он в дымки и огни, новоселов на смену сзывая. ЗИМНИЙ ВЕЧЕР Вьюга песню опять затянула свою. Но к дружку загляну непременно. С мерзлых валенок веничком снег обобью и ударю треух о колено. Друг с фонариком — в сени: — Привет. Заходи... Ой, метет! Ничего — к урожаю. — К урожаю... И, руки скрестив на груди, улыбнется жена молодая. — Ты бы, Настя... — Да знаю сама, не учи! Муж смеется: — Не жинка, а чудо!