Сибирские огни, 1960, № 10
— С ромашками. — Гм! Дело хужее... Хужее, хужее. Помолчали, обгоняя телегу с привязанной к ней коровенкой. — Вот что,— сказал Маринин, подумав,— Я дам тебе один практиче ский совет. Слушаешь? Сегодня же. Там. На базаре... Слушаешь? Возьми под руку какую-либо барышню, из нашего колхоза или из другого, это не имеет значения, решающей роли не играет... Возьми и пройдись с ней, что бы Груня видела вас. Слушаешь? И тогда она сама побежит за тобой и письмо отдаст вместе с конвертом! Я свою Лукерью только этим методом и взял. Теперь она, конечно, потеряла вид, а в молодости была... Я не хочу хвалиться, не/оворю , что она была какая-нибудь там... фу-ты, ну-ты, блон динка и прочее; нет, простая деревенская девушка, но — красавица! Д р а лись из-за нее! А я... сначала завлек ее речами, содержательным разгово ром, а потом... вечер с ней, а вечер — для виду — с другой. Ее и заело. Испытай этот метод! Даю гарантию! Санька облегченно вздохнул, улыбнулся, и мотор зашумел веселей, и машина понеслась еще быстрей. Санька, парень-богатырь ростом два метра, не нравился Матрене, она каждый день говорила Савелию: — Груня росточком правильная, а он вымахал с телеграфный столб, обрадовался, что вверху места много, растет да растет, никак не может остановиться! Собак вешать на нем! Дяденька, достань воробушка! Куда ей такой верзила? На это Савелий отвечал: — Ничего, мать, мышь копны не боится. VI Обширная базарная площадь обнесена плотным забором из досок. Двое ворот, восточные и западные. Восточные — главные, над ними, во всю их ширину,— вывеска: «Колхозный базар». В главные ворота ввозят на лошадях и машинах товары громоздкие, грубые — сено, капусту, кар тошку, а в западные проходят только пешие. Слава о базаре в Осоках расплеснулась далеко за пределы района, сюда приезжают за дешевыми свиньями из соседних городов и даже из об ластного центра. Прежде всего Чугунковы заехали в молочный ряд. — Как бы председатель не увидел нас здесь с ягодами-то! — беспо коился Савелий.— Скажет: вот! Такой шум поднимет!.. Он шумоватый, шайтан, Маринин-то наш!.. Опасения Савелия оправдались. Едва успели снять фляги с молоком, как Маринин... «Вот он! Нарисовался!» — подумал Савелий, и в животе у него по холодело. Маринин, держа за ремешки полевую сумку, с которой он, кажется, и во сне не разлучался, с изумлением и негодованием глядел на Савелия, на Матрену, на лошадь и корзины с ягодами. — Позволь, позволь, позволь... Это как, это кто, это что?! На каком основании? Чугунков! Какое вы имели право, с чьего разрешения, я спра шиваю вас, запрягли коня?! Савелий и Матрена молчали, не желая подводить дочку, которую Маринин и не заметил в ряду других молочниц. Подошел Яковенко, одетый по-праздничному, с орденом Красной Звезды на новеньком кителе, таком же белом, как и его бородка, подошел Санька в только что купленной зеленой фетровой шляпе, которая очень шла к его широкому, мясистому лицу, и... у Груни потемнело в глазах: Томка под руку с ним!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2