Сибирские огни, 1960, № 10

губе и подбородке, полученном в боях гражданской войны. Этого вполне было достаточно, чтобы к нему потянулись наши ребячьи сердца, чтоб всколых­ нулась любовь ко всему, что он защищал, чтоб дрожать от восторга, когда он рас­ сказывал незамысловатые эпизоды из своей партизанской, для нас, конечно же, героической и необыкновенной жизни. Когда я впервые услышал, а затем и прочитал о легендарном Чапае, передо мной стоял этот человек с рассе­ ченной губой, в кожаной тужурке и в па­ пахе, на которой лишь вчера горела пар­ тизанская лента. «Вот вы какие на са­ мом деле!» — с удивлением и восхище­ нием думал я о том и другом спутнике моего далекого теперь детства. Вероятно, нечто подобное произошло у меня и с Павлом Гавриловичем Балуе­ вым. Конечно же, я видел его раньше, случалось, работал с ним и учился, восторгался им, если он совершал что- либо необычное (обязательно необыч­ ное!), но разве я знал, что он именно таков, каким сегодня я увидел его? «Вот ты какой мой современник! Ведь это с тобой бок о бок прошагал я боль­ шую часть своей жизни!» — думаю я с тем же удивлением и восхищением, кото­ рые нетрудно заметить и у автора повес­ ти о Балуеве. Потому-то, вероятно, я и взволнован, потому-то и рука не подни­ мается написать: «Автор отразил важ­ нейшие черты...» Как же писать такое, когда повесть не что иное, как страстная защита веры и правды своей, а вместе с тем и моей и, смею сказать — нашей! Не боюсь разделить с писателем ответствен­ ности за те или иные просчеты, могущие быть обнаруженными в его произведе­ нии, так как убежден: главное из того, что и как он ищет, решающее из того, что и как он утверждает, не принять не­ возможно. НЕВОЗМОЖНО НЕ ПРИНЯТЬ и невозможно не прив е т с т в о в а т ь направления его поисков емкой и экономной формы и своеобразного стиля современной прозы, стремящейся уло­ вить неповторимые ритмы нашей жизни. В повести сливаются воедино лирика и публицистика, живопись и риторика, высокая патетика и юмор, и прямые по­ лемические выпады. И примечательно: в этом не чувствуется ни нарочитости, ни искусственности, потому что по веду­ щему характеру своему, подсказанному «материалом», «Знакомьтесь, Балуев» — лирическая повесть, исповедь писателя с одновременным открытым и, я бы ска­ зал, яростным отстаиванием и утвержде­ нием своего символа веры, своего эсте­ тического идеала. И композиция произведения, и сюжет его, лишенный столкновений безусловно положительного с безусловно отрица­ тельным, но насыщенный конфликтами, и лексические средства, и вся полемиче­ ская и в то же время задушевная инто­ нация повести, ее неспокойный ритм под­ чинены исключительно этому откровен­ ному и прямому отстаиванию и утвер­ ждению. В этом, пожалуй, и своеобра­ зие повести В. Кожевникова, в этом ее обаяние и какая-то притягательная сила. О Дусе-арматурщице, ставшей впо­ следствии женой Балуева, ответственно и возвышенно заявлено: она «вобрала в себя властную силу своего времени». Балуева же автор считает не только сво­ им добрым, хорошим знакомым, он ему по-особенному близок и бесконечно до­ рог. Не случайно «я» и «мы» постоян­ но и настойчиво звучат в повести: «Те­ перь, много лет спустя, когда мы оста­ емся вдвоем, нам нравится щеголять друг перед другом воспоминаниями». Не случайно для выражения своего отноше­ ния к Балуеву сразу же взяты самые высокие ноты: «Мы вспоминаем и о том. как беспощадны мы были в те време­ на друг к другу — не знали снисхожде­ ния к отступничеству». Иначе сказать, с первых же строк мы чувствуем: В. Ко­ жевников влюблен в своего героя, но, чтоб не заподозрили его в необъектив­ ном, пристрастном к нему отношении, он старательно спешит перечислить все «отрицательное» в нем и вызывающе обобщает: «Значит, как видите, Балуев не свободен от отдельных недостатков». Успев лишь бегло познакомить нас с четой Балуевых, отнюдь не живописны­ ми средствами, писатель вдруг спросит: «Действительно, какой он, этот человек грядущего? Как узнать его черты, по ка­ ким признакам угадывать? А если попро­ бовать внимательно и терпеливо вгля­ деться, скажем, в чету Балуевых: вдруг уже есть в них нечто похожее?» А затем тут же лукаво ответит: «Попробовать, конечно, можно, но только вряд ли по­ иски увенчаются успехом. Не те граж­ дане, слишком мало они занимались со­ бой для себя». И это сразу осветит Ба­ луевых как раз с той стороны, которая была и будет свойственна лучшим людям только что минувшей и новой эпохи. На строительстве произошло чепе. Виктор Зайцев задыхается в многомет­ ровой трубе, в которую он полез, чтобы предотвратить длительную приостанов­ ку намеченных работ. Хозяйственники не любят такого рода «непредусмотрен­ ный» героизм: он чреват неожиданными и неприятными последствиями. Но тут врывается патетический голос автора: «Недаром в строительстве существует термин «фронт работ». Это не только топографическое понятие. Оно проникну­ то духом борьбы, музыка его звучит ма­ жорным, волнующим боевым маршем. И как ни лукавят некоторые хозяйствен­ ники, как ни отрекаются они, как ни уверяют, что героизм— это случайность, форс-мажор, чепе, порожденное непре­ дусмотрительностью администрации дерзость, отвага берут над ними верх...