Сибирские огни, 1960, № 10

щий всех, кто вновь вздумал бы обидеть дите войной, голодом, сиротством, что возмездие на страже, что колокол-поэт первым призовет к нему. Прикоснувшись к щербатым, густо и грозно поющим краям колокола, я ска­ зала про себя не так, как в детстве, но властно и продуманно: «Это мое!» Мое — сама история, прошлое этого колокола, некогда призвавшего народ к бунту во имя правды. Но тогда это всеобъемлющее «мое» становится не только присвоением, но и формой жад­ ной самоотдачи всего себя, своих сил, разума, чувств, всего и без остатка — бытию, народу, партии, б о р ь б е за дело того Человека, с чьим те­ лом прощались гудки заводов, но чей дух вошел в бессмертие народа. Вот по­ чему самая «личная» книга нашего вре­ мени «Дневные зьезды» — самая цело­ мудренная и н а и м е н е е личностная. На обсуждении книги в Доме писате­ ля, отвечая выступавшим, Ольга Берг­ гольц признала, что больше всего ей мешала боязнь показаться нескромной. Но жанр этого необычайного произве­ дения, требующего от художн и к а «сплошного сердца», — целомудрен в самых интимных глубинах своих, ибо только подлинный художник способен с такой доверчивостью отдать нам с в о е , заведомо зная, что это н а ше . «Среди множества ремесел и искусств, воздействующих на человеческую душу, нет силы более доброй и более беспощад­ ной, чем поэзия. Она все может. Я утверждаю: она сильнее атомной бом­ бы — разрушающее и творящее слово, пропитанное кровью любящего сердца, светом ищущего духа, окрыленное вели­ кой нашей идеей». Да, истинная поэзия все может, вот почему в книге «Дневные звезды» и стало нашим все отмеченное художни­ ком жадным словом «мое».