Сибирские огни, 1960, № 10

страстной исповеди и сокрушительной силы пропаганды. Для политработника армии А. Фурма­ нова записки о народном полководце Чапаеве были отчетом перед народом, исповедью и гордостью бойца. Сама фор­ ма «Педагогической поэмы» А. Мака­ ренко является исповедью-проповедью, вот почему сам автор и воспринимается как литературный герой. Так в нашем сознании и в нашем серд- це слились образы Павки Корчагина и Николая Островского. Замечательные советские художники не только что-то «отразили» и «описали», они сами пред­ стали лучшими героями своих книг, и вот это — неповторимо человеческое, личное и выстраданное, и придало их творчеству неотразимую силу воздейст­ вия. Читатель ощущает разверстое пе­ ред ним «сплошное сердце» и не может не откликнуться на эту сильнейшую и •самоотверженнейшую форму «пропа­ ганды». Права Ольга Берггольц, когда пишет в своей книге «Дневные звезды»: «По­ пытки отделить исповедь от пропо­ веди, противопоставить их друг дру­ гу, наконец, предпочесть исповедь проповеди — или наоборот — вызыва­ ют активный внутренний протест не только в силу своей явной чуждости и вредности для дела советской литера­ туры, но еще, я бы сказала, своей какой- то воинствующей малограмотностью. ■Эти попытки производятся людьми, ко­ торые явно не любят, не ценят и даже не знают опыта великой русской класси­ ки и советской литературы, никогда не •отделявших исповеди от проповеди, но, наоборот, всегда стремившихся исполь­ зовать форму исповеди как сильнейшее орудие пропаганды, то есть проповеди» (курсив автора — А. Г.). Понятно, что не всякий художник •способен к подобной «самоотдаче», и дело тут не в душевной щедрости и объе­ ме дарования, а в характере таланта. Живая традиция Маяковского — его «сплошное сердце» — по-новому прело­ милась в прозе Ольги Берггольц, строго реалистической, чуть-чуть ' старомодно­ безупречной в своей родниковой чистоте и покоряющей напряженности нравст­ венного чувства. Ведь это явление, го­ воря словами Гончарова, «нарезалось, как молодой месяц», но критические те­ лескопы его не поиметили. Довольно долго после революции су­ ществовало v нас понятие «спец» и «честный спец». Так именовали мы лю­ дей, отдававших молодому социалисти­ ческому государству свой ум, свои про­ фессиональные навыки, при сохранении той или иной степени душевной автоно­ мии. В самом понятии «честный спец» заложено было своеобразное противо­ речие, ибо оно говорило о разрыве меж­ ду трудовой деятельностью человека и его общественными и нравственными тя­ готениями. Противоречие было не логи­ ческое, а конкретно-историческое. Луч­ шая часть интеллигенции уже начинала осознавать свою обязанность служить народу, однако ее душевный строй — консервативная сила привычек! — от­ ставал от сознания и противился ему. Реальное участие некоторой части бур­ жуазной интеллигенции в социалистиче­ ском строительстве явилось для нее шко­ лой перевоспитания, переделки глубо­ чайшей сферы самых интимных ее пред­ ставлений. Другими словами, противоречие бы­ ло снято поступательным развитием со­ циализма и ростом рабочей интеллиген­ ции, безраздельно преданной народивше­ муся строю социалистических отношений. Возможно ли нечто подобное в сфере творческих интересов? Безусловно, воз­ можно. Некоторые группы художествен­ ной интеллигенции лишь через освоение нового материала социалистической дей­ ствительности преодолевали свои заблу­ ждения, изживали душевную насторо­ женность. Партия так и считала, что практика социализма благотворно подей­ ствует на художника и поможет пере­ стройке его нравственных, политических и эстетических представлений. Так оно и случилось. Морально-поли­ тическое единство советской интеллиген­ ции стало фактом величайшего значе­ ния. Но тем самым перед художествен­ ной интеллигенцией возникли новые за­ дачи, народ начал предъявлять к ней более глубокие требования. Не случайно все чаще и чаще раздаются предосте­ режения против иллюстративности ис­ кусства. В искусстве п р и с п о с о б л е н и е к эстетическим требованиям народа мстит рассудочностью, за благополучной видимостью явлений просвечивает хо­ лодная, равнодушная душа ремесленни­ ка. Чувство заменяется риторикой. Вы­ страданная убежденность — заимство­ ванной цитатой. Как не вспомнить тут слов Белинско­ го, сказанных некогда по поводу А. Мар- линского: «Это поэзия, но поэзия не мыс­ ли, а блестящих слов, не чувства, но лихорадочной страсти; это талант, но талант чисто в н е ш н и й , не из мысли создающий образы, а из материи выде­ лывающий красивые вещи» (Изд. Акад. наук, т. IV, стр. 46). Между тем, искусство социализма требует уже не «спеца», выделывающе­ го из материала нашей действительности «красивые вещи», а художника во всей целостности его таланта, во всей о б н а ­ ж е н н о с т и его служения народу. Заключенный в душе художника «угль, пылающий огнем», становится необходи­ мым у с л о в и е м эмоционального воз­ действия. Субъективная убежденность, идейная позиция, душевная взволнован­ ность будоражат сердце слушателя, зрителя, читателя, заставляя его по-но­