Сибирские огни, 1960, № 1
да человек имеет слишком мягкое сердце!»— так думает Тихон Кузьмич. Пока пели гимн, пока переживалось праздничное да пока пришлось бороться со слезами, Тихон Кузьмич забыл, что ему надо выступать с ре чью. Он не знал, с чего начать, и стоял молча перед собранием. И вдруг вспомнилось: ведь праздник надо начинать с приветствия. — Поздравляю вас, друзья мои, с наступлением высокочтимого и тор жественного праздника — Первого мая... — Он чувствует, что следова ло бы выразиться не так старомодно. Это сбивает Тихона Кузьмича, но, чуть-чуть помешкав, он продолжает: — Друзья мои, все мы сейчас думаем об одном. Душою и мыслями мы все в Москве, на Родине... Хотя, собственно, я говорю неправильно.. Разве мы здесь не на Родине?.. Тихон Кузьмич говорит о неприветливости Севера, о том, что это со временем исчезнет, и восклицает: — Надо любить Родину не на словах, надо ласкать ее делами, тру дом... Это главное... Я не могу высказать всего, что думаю и что чувст вую... Я плохой оратор. Поэтому разрешите мне закончить торжествен ную часть моей речи и перейти к теме агрономической. О наших растени ях, об овощах, об оранжереях. Конечно, товарищи, у нас большие планы. Мы еще должны только приступить к их выполнению. Но кое-что, имен но, что могли, мы сделали... И Тихон Кузьмич рассказывает о подготовке к огородному севу, о теплицах, о том, что там растет, и удивляется: он и не думал, что сделано столько, что об этом можно говорить так долго. Надо сокращаться. — Короче говоря — мы тоже сделаем праздничный подарок от на ших трудов. Назначаю завтра день сбора урожая... Нашего первого уро жая... Тихон Кузьмич хочет еще сказать о празднике, о труде, чтобы этим закончить свою речь, но как раз в эту минуту по стеклянной крыше прока тывается что-то очень большое и тяжелое. Тихон Кузьмич поднимает го лову вверх. По крыше снова что-то катится и грохочет. Слышится глухой свист ветра. Хлопает дверь, и в теплицу несется охапка снежной пыли. — Пурга начинается, — произносит кто-то. — Вот видите, — вздыхая, говорит Тихон Кузьмич уже совсем не в. ораторском стиле. — Даже в праздник пурга... Однако все-таки завтра Первое мая! Пурга не изменит календаря. На этом Тихон Кузьмич заканчивает речь, раскланивается немного по-актерски, прижимая руку к сердцу. Все понимают, что собрание надо заканчивать, иначе придется но чевать в теплице. Нужно успеть разойтись по домам, пока пурга не на ворочала непроходимых сугробов. Тихон Кузьмич кричит вслед уходя щим: — Сбор урожая назавтра не отменяется! Ни под каким видом! Про шу пожаловать к девяти часам... ...Пурга бушевала всю ночь. К утру она намела горы снега. Когда Тихон Кузьмич проснулся, в комнате было совсем темно. Но По тому, что спать уже не хотелось, он полагал, что времени много, и включил свет: часы показывали половину восьмого. В такое время долж но быть светло. Тихон Кузьмич отдернул занавеску на окне — оно было сплошь занесено снегом. — Вот это Первое мая! — произнес он с досадой. Тихон Кузьмич направился к выходной двери. Когда открыл ее, перед ним оказалась стена снега. Тихон Кузьмич посмотрел на лопату, стояв шую рядом с дверью, согласно обязательному для всех в Пыр-LLIope по рядку, и негромко, для себя, сказал: — Поработаем! Поработаем!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2