Сибирские огни, 1960, № 1
ский мост поставлен под угрозу, не обойдет же его весна стороной... — Что же произошло?— спрашивает Алексеев. — Почему еще месяц назад бригада Агапкина и сам Агапкин ставились как пример тысячам работающих, а сейчас мы присутствуем на собрании, похожем на суд над Агапкиным. Агапкин — вон он! — сидит, не смея поднять головы... По чему так получилось, спрашиваю я вас. Почему лучшая бригада стала худшей? И, помолчав, Алексеев отвечает: — Очень просто. Так случается с теми, кто забывает, что они служат народу и делают государственное дело. Агапкин забыл об этом. Он ре шил, что живет только для себя, и личное в нем превзошло общественное. Он не понял, что силен силою народа, силою людей, которыми ему до верили руководить. Агапкин чувствует, как на него ложится груз, тяжелеющий с каж дой секундой, и что близок момент, когда ему будет уже совсем не по си лам терпеть на себе этот груз. Алексеев снова делает паузу, а затем продолжает: — Вина Агапкина ясна, товарищи! Но разве один Агапкин виноват? Почему создались такие условия, что мы его теперь судим нашим обще ственным судом? Все вы говорили об Агапкине, но почему никто не ска зал о себе — вы-то где были? Я спрашиваю об этом прежде всего членов партии. Почему они решили, что только Агапкин отвечает за бригаду? Или они не знали, что большевик всегда и всюду — передовой человек. Разве можно всю вину сложить только на Агапкина? Снова пауза. Тишина. Слышно только дыхание людей. — Нет. Тут не то нужно. Мы не виноватых ищем. Исправить дело надо. А кто исправлять будет? Кто? Недружным хором со скамей ответили: — Мы. — Правильно, вы. И Агапкин с вами. Надо помочь Агапкину встать на ноги. Мы не можем людьми разбрасываться. Агапкин натворил беды, он пусть и исправит. Ему надо дать эту возможность. Агапкин поднимает голову, встречается глазами с Алексеевым. И вдруг тот спрашивает: — Скажи, Агапкин, собранию, будешь ты с этой минуты работать так, как работал раньше, и даже лучше? Агапкин вскакивает и пытается сказать что-то такое, что сразу бы дошло до людей, протягивает вперед руку, встряхивает головой и рубит: — Жизни не пожалею, если так!.. Моста не погубим... Эту ночь не спал Агапкин, не спала и вся его бригада. Дневная сме на вышла работать с ночной вместе. Всю ночь чавкали бетономешалки, непрерывно с грохотом падал по желобам камень, а снизу все же кри чали: о — Камень, камень давай! Пошевеливайся на горе! Как одержимый, крутился Агапкин, появляясь то у бетономешалки, то на берегу, где грузили камень в вагонетки: — Наддай, братишки! Наддай. Ночь сегодня такая... геройская! К утру устой вырос на два метра. Это была трехдневная норма бригады. Вышли из тепляка. — А ну, стройся, бригада, по-военному! Построились по четыре. — Песню! Песняки! Затянули. Шли, чеканя шаг, взрывая воздух песней.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2