Сибирские огни, 1960, № 1

ве кому-нибудь интересно, чтобы ты свихнулся? Разве затем разговор этот. Зачем бригаду на произвол бросаешь, на самотек? Камень на бере­ гу, а на устоях кладка встала, некому камень с берега протолкнуть. У тебя тут такой позор был — в воде работаете, а из-за отсутствия воды простаивали... Сядь давай! Агапкин повиновался, сел. — Я в твои личные дела не вмешиваюсь, — резал по живому Алек­ сеев. — Только думаю, что ты недоброе дело затеял, что увязался за за­ мужней женщиной. — Я не увязался... — Молчи! Это все видят. Секрет какой — подумаешь! Куда все это клонится и что с тобой будет? Ведь тебя в пример ставили, вознесли те­ бя... А ты не себя только, ты и нас всех подвел. Кого, скажут нам, вы в образец показали? А? Вот о чем подумай... Агапкин думает, что Алексеев говорит вроде правильно. Однако при­ знаться, что виноват, тоже невозможно, и Агапкин молчит. Будь что бу- дет! — Ну, вот что, хватит, — сказал Алексеев, поднимаясь со скамьи.— Вечером на собрании бригады отчет сделаешь... С коммунистов спросим, куда они глядели... — Понял, — вполголоса ответил Агапкин и, вспомнив Веру, поду­ мал: «Что я ей скажу об этом ?» Вечером Агапкин до дна выпил горькую чашу. Когда он начал обдумывать, что скажет на собрании, ему стало ясно, насколько плохо дело в его бригаде. Он понял опасность, которой под­ вергался мост. Что скажешь? Оправдываться? Чем оправдываться? Пло­ хо, кругом плохо. И виноват в этом не кто иной, как он, Агапкин. Говорил он на собрании недолго и весьма невнятно, запинался, пе­ рескакивал от одной мысли к другой, говорил, понуря голову и глядя себе под ноги. Начались вопросы. Агапкин сидел, опустив голову, но по голосу знал, кто говорит. Вот это Феня Ершов спрашивает: почему в тепляке не с о ­ блюдается должная температура? А это Сергей Кузреватых: где это брига­ дир пропадает в рабочее время? Кто-то интересуется — почему в тепля­ ках нет камня, а на берегу его сколько хочешь? Десятки вопросов, и ни на один из них нельзя ответить, не выхлестав себя... Агапкин встает, украдкой бросает взгляд на собрание и чувствует, как на него устремлены взоры десятков человеческих глаз. От него ждут ответа. Что тут скажешь? Все и без того ясно. Агапкин молчит. Ему ка­ жется, что это молчание продолжается очень долго, так мучительно дол ­ го, что устает даже сердце... Слышится голос Алексеева: — Вы будете отвечать на вопросы или нет? Агапкин, по-рыбьи хватив воздух, говорит: — Нет, не могу... Делайте со мной, что хотите... Агапкин знает, что теперь будут прения — самое тяжелое. И все на­ до слушать терпеливо и молча. Уйти бы куда - нибудь, чтобы не сльь шать суда над собой. Пусть лучше сразу — приговор и — точка. Всему точка... Но выступает первый оратор... Второй... Третий... Они вспомнили все, все... Ничто не осталось незамеченным или забытым. И одно-единст- венное желание живет в Агапкине: скорее, скорее к концу... Слово берет Алексеев. Он начинает издали, со значения для всего стро­ ительства моста через Шушу. Затем он говорит о том, что бригада Агап­ кина работает плохо — это признают все, выступавшие до него. Шушен­