Сибирские огни, 1960, № 1
ты не обижайся и не говори, что разлюбил. Я тебя люблю и потому тебе правду говорю. Одна против всех не проживешь. В эту ночь Вера устроила себе отдельную постель. Климас несколько раз звал: — Вера, Вера! Ты спишь? Но Вера не откликалась. Ее подушка промокла от слез. И голова была полна самых мрачных мыслей. Она думала, что безусловно права и не правы Тихон Кузьмич и Климас. Ей казалось решенным, что она раз ведется и будет жить одна, с ребенком. Ребенок вырастет, и уж он-то бу дет ее любить... К утру обида улеглась, и ей захотелось заговорить с Климасом, но лучше, если бы Климас начал первым. Вера ждала этого, однако Климас молчал. Так и не помирившись, Вера ушла в оранжерею. ...В эту ночь в другом месте бодрствовали два человека: Крушинский и Алексеев, опоражнивая второй чайник кипятку. Они беседовали о толь ко что закончившемся собрании. — Мы нынешней осенью пропустим паровоз до Пыр-Шора, — гово рил Крушинский, — если, конечно, нам не помешает что-нибудь совсем неожиданное. — А что же это за неожиданности могут быть? — спросил Алексеев. — Ну, если рельс, к примеру, не оказалось бы... Кр>шинский поднялся со стула, сделал несколько шагов по комнате, заговорил с каким-то раздумьем: — А знаешь, товарищ Алексеев, такие собрания, как сегодня, дейст вуют на меня возбуждающе... Да... За работой, за житейскими мелкимй делами мы не всегда все видим и понимаем... Это бывает так, когда че ловек находится у подошвы большой горы. Всей горы-то ему не видно. А надо заставить себя представить. Я сегодня подумал: какие потрясаю ще огромные заплесневелые глыбы не вековой, нет... не многовековой, нет! Тысячевековой отсталости надо перевернуть! Миллионы лет пере- шуровать. Камни плесени сколоть с земли... Омоложение планеты сде лать... — Надо, чтобы это каждый понимал, — сказал Алексеев, — чтобы все знали, ради чего они здесь трудятся и терпят лишения, чтобы широко раскрытыми глазами на свой труд смотрели. — Да... — продолжал Крушинский. — Это верно. Важно, чтобы че ловек видел подлинный масштаб своей жизни — эту огромную гору... Не знаю, как ты, а я когда смотрю на наших людей, у меня бывает чувство, знаешь... такой радости... иного взял бы да расцеловал, что ли... Любой похвалы мало человеку. С такими все можно... Ты былину об Илье Му ромце помнишь? Это русский народ свою судьбу почувствовал и предска зал. Сидел-сидел сиднем да как потянулся, расправился. Илья — это на род! Ты когда-нибудь думал об этом?.. — Как же можно об этом не думать, когда это на каждом шагу! Это партия так людей вырастила. — Да. Вот я с 1918 года по земле русской скитаюсь. И все на лю дях... Вижу— каким был человек и каким стал! В нашем человеке вопло тилось много нового... Кто сказал — Маркс? — что идеи становятся си лой, когда ими овладевают массы... Теперь идеи коммунизма с молоком матери всасываются... А это сильнее всех книг... — А я в 1918 году бегал босиком еще, — заговорил Алексеев, — и, может быть, плохо понимал события. Теперь вспоминаю... Мы любили иг ру в сыщики-разбойники, а потом стали играть в белых и красных. Все хотели быть красными, и никто не шел в белые... Значит, и тогда дети что-то понимали. Потом уже, комсомольцем, у нас в клубе я лозунг читал: будущее принадлежит молодежи, а будущее это — социализм...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2