Сибирские огни, 1960, № 1
работник. Ты не баньку в деревне топишь. От тебя, знаешь ли ты, многое зависит... Тихон Кузьмич уходит в лабораторию. Скоро в теплице появляется Вера Костецкая. — Тихон Кузьмич тут? — на ходу спрашивает она Матвея. Матвей молча кивает головой, рассчитывая, что будет лучше, если Тихон Кузьмич пока что забудет о его присутствии. — Давно? — вновь спрашивает Вера, быстрыми движениями ски дывая с себя шубу. Иванов отрицательно мотает головой. Вера берет со стола узкую и продолговатую записную книгу — жур нал, который она ведет ежедневно, вооружается карандашом и направля ется в обход стеллажей. В журнал занесено и отмечено номером все, что есть в теплице, — каждый ящик, каждое высеянное растение, записаны сорт и дата высева. Она идет от ящика к ящику, карабкается по лестнич^ ным стремянкам, настороженно и напряженно вглядывается в поверхность земли. Она ждет первого ростка. Но тщетно! Пока она может только по ставить в журнале кавычки под словами, написанными несколько дней назад: «без изменений», «без изменений». Так изо дня в день. Сколько это может, в конце концов, продолжаться? И Вера сердится на эти ящики, на эту землю, которая так долго ниче-: го не рожает. Может быть, никаких ростков и не будет, может быть, эта. земля и не способна ничего рожать? Сомнение неприятно, Вера хочет про гнать его. Но все равно остается какое-то раздражение. «Без изменений»! Сколько можно писать эти опостылевшие, противные слова! Еще и месяца нет, как Вера начала работать в теплице. Начала она с того, что рассортировывала семена, развешивала их на маленьких нике лированных весах, рассыпала их в пакетики, которые сама и клеила из бумаги. Потом появилось много фаянсовых чашечек. Вместе с Тихоном Кузьмичом она замачивала семена в этих чашечках. Потом сев. Тихон Кузьмич так и выражался: сев! Вера высаживала набухшие зернинки в ящики, наполненные бурой тощей землей. И теперь Вере кажется, что все это было давно-давно. Она привыкла к новому делу, освоилась с ним. Это ее теплица, ее посевы, она ждет своих всходов. Вера представляет теплицу, наполненную зеленью, лист вой, жизнью. Все это не выходит из ее головы. Дома Вера много расска зывает о теплице Климасу, и тот смеется: , — Ты скоро ни о чем другом говорить не сможешь, кроме как о своих семенах. — А тебе скучно, когда я об этом говорю? — обиженно спрашивает* Вера. — Почему скучно? Нет! Мне только интересно: не ты ли говорила, что тебе тошно в теплице? ч — Мало ли что. Вот скоро я угощу тебя своей редиской. Тихон Кузь мич говорит, что редиска поспеет первой. — Ну, ну! Посмотрим, великая огородница! Вера стала просыпаться по утрам очень рано. Неслышно вскочит и убежит в теплицу. И несколько раз было так, что придя домой к обеду^ Климас заставал жену сконфуженной. — Задержалась я сегодня, Женечка, — извинялась Вера, — обед не поспел. Я селедочку приготовила... Климас ничем не выражал своего неудовольствия и говорил так, что бы было похоже на шутку: > — Ох, уж эта мне теплица! Вера отвечала в тон: , — Ох, уж это мне радио! Уж эти депеши...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2