Сибирские огни, 1960, № 1

,ва всегда немножко сердило, что Сильвестров равнодушно относился к его кулинарным изделиям. — Ну, каково получилось? — спрашивал он Сильвестрова, угощая того пирожками. — Отменно! — отвечал Сильвестров, но это было совсем не то, чего ожидал Бизяев, совсем не восхищение, а только вежливость. Зато, когда Бизяев бывал в гостях у Сильвестрова, то последний, вы­ ставляя на стол чайник с кипятком и покупное печенье, извинялся: — Ты меня извини, Яков Павлович! Нечем угостить... Не одарил гос­ подь талантом по этой части, но почаевать люблю... И Бизяев улыбался, чувствуя свое превосходство. Во многом разнились они один от другого. Бизяев был человек под­ вижный, характера горячего, вспыльчивого, а Сильвестров — тяжкодум, медлительный. Наверное, при других обстоятельствах между ними и не возникло бы дружбы, но здесь жизнь свела их вместе, поселила под одну ■крышу. Иногда Тихон Кузьмич впадал в мрачное состояние: разговор не кле­ ился, хотя никогда не унывающий Бизяев делал все, чтобы «расшевелить;» собеседника, и, когда это не удавалось, выходил из себя: — На кого ты надулся? Ну, скажи? — негодовал он. — Ты думаешь, кому-нибудь нужно твое плохое настроение? Жизнь и так коротка, а ты ее портишь... ПоЯял? Давай, сгоняем пульку? Изредка, когда уже было все обговорено, темы для беседы исчерпа­ ны, играли в преферанс с «болваном». — Уволь. Сегодня не буду. Спать лягу! — Велика мудрость! — махал рукой Яков Павлович. — Пусть тебе приснится, будто твоя теплица сгорела. Но у обоих существовало одно общее, в чем они никогда не расходи­ лись, что любили и беседы о чем доставляли и тому и другому истинное наслаждение. Это было их собственное прошлое, детство, юность, школь­ ные годы — то, что было, но уже никогда больше не повторится. Из глу­ бины десятилетий вызывались силуэты прошлого, и было так хорошо вспомнить самое лучшее и дорогое... Тихон Кузьмич вздыхал. — Это большой изъян человеческой жизни, что человек должен всю 1 Жизнь ждать смерти, зная, что она неизбежна... Это унижает человека... —- А ты не унижайся, не думай о смерти, — не то шутил, не то всерь­ ез говорил Яков Павлович. — Вознесись выше! И кандидатом в бессмер- ,тие не лезь тоже. Думай так: жизнь хороша потому, что коротка. Все пре­ красно в меру. И говори спасибо матери: она ведь могла тебя и не ро­ дить... — Пустое! Лжешь ты. Сам себе не веришь, будто о смерти можно не думать... — Если хочешь, думай, но человек не должен думать о старости, о смерти. Тебе случалось видеть такую парочку — каждому лет по шестьде­ сят, он ее называет Манечка, а она его — Ванечка. Со стороны смешно ведь, но только не этой бабусе и не этому дедушке. Годами-то старички куда далеко убежали, а мысль все еще там, где Манечка заплетала две ■косички, а Ванечка придумывал для нее обольстительные слова... Говорю тебе: не думай о старости, и давай сгоняем пульку! Исцеляет от многих недугов... И они садятся гонять пульку. Тихон Кузьмич играет с завидным спо­ койствием, подолгу задерживает ходы, обдумывая как бы не «пронести карту». Яков Павлович бросает карты на стол, не задерживаясь, стуча по дереву казанками, и каждый ход сопровождает комментариями: «А мы с маленькой», «В таких случаях мы — козырнем!», «Ну, а если так, что вы