Сибирские огни, 1960, № 1

что ли, а вот понадобилась главному инженеру. А у начальника канцеля­ рии, понимаешь, ее нету. Напали на длинновязого. А он, долго не заду­ мываясь, бухнул: дескать, отлично помню, что депеша и копия оставлены на рации. Вот гад! И тут же курьера ко мне— доставить депешу! А у ме­ ня, как назло, все депеши есть, а этой нет. Хоть плачь. Надо же так... Вера помогает мужу. Обыскивает, сдвигает с места все, приподнима­ ет скатерть на столе, перебрасывает подушки. Однако депеши нигде нет. Климас стоит посреди комнаты, говорит: — Теперь, понимаешь, надо идти к Гольцшмидту, с ним объяснять­ ся... — Ну и что же, — хочет утешить мужа Вера, — сходи и скажи. Не повесят же тебя за это. Такой несчастный день у нас сегодня... — А еще что? У тебя опять что-нибудь? — Я сегодня с новым начальником поругалась, — краснеет Вера. — Это хорошо, что с первого дня, — говорит Климас. — Потом луч­ ше будет... Сразу поругались и хватит. — Странно ты рассуждаешь, Женька! — обижается Вера. — Он по­ терял какую-то дрянную депешу — это важно, а если у меня неприят­ ность — это хорошо. Эгоист ты все-таки, Женька. Климас смеется. — Чудесно! Теперь сядем вместе да заплачем. Вот весело будет. Или поругаемся, а? Что лучше? Ладно. Сейчас мне некогда, — бросает уже на ходу Климас и исчезает. В комнате снова тихо. Вера поправляет скатерть, укладывает на ме­ сто подушки, книги. Она думает о своем счастье — как хорошо, что она вздумала поехать на Север! Иначе она не встретила бы Климаса. Жень­ ка все-таки замечательный парень! Конечно, он любит ее! И она его то­ же! Жаль, что нет в живых мамы! Вера задумывается и вздыхает. Мама даже слово «счастье» произносила как-то странно, по-особенному, как-то грустно, безнадежно, мечтательно, тоскливо... Посмотрела бы мама те­ перь, как дочь имеет то, чего матери всю жизнь недоставало. Дочь любит. Любовь пронизывает, наполняет ее дни. Они чистые, крылатые, эти дни. В любви раскрывается сердце, душа, все, что есть в человеке и что со ­ ставляет человека. Они — двое любящих — понимают один другого. Для этого им не нужны слова, а достаточно взгляда, вздоха, движения. Они живут общими интересами: все то, что принадлежит ему — принадлежит ей, все то, что принадлежит ей, принадлежит ему. Вера любит не только самого Климаса, но и его аппараты, депеши, каждое его движение. Они вдвоем были в таинственном саду, по которому блуждали, не ища там проторенных дорог и не думая о том, что сад этот древен, как древни люди, и что на коре его тенистых деревьев окаменело время. Но часто существо Веры наполнялось тревогой и страхом: что будет, если они потеряют найденное? Веру встревожила ссора с Тихоном Кузьмичом. Ей казалось, что за последние месяцы ее характер стал новым — из него как бы «вычеркну- лись» черты сумасбродства, неоправданных рывков, всего того, что меша­ ло в жизни и опутывало ее, Вера радовалась этому. И вот оно снова вы­ ходит наружу, проклятое родимое пятно... Случай с Калабуховым, случай с Тихоном Кузьмичом... Опять беспричинные ссоры, неожиданные выход­ ки. Неужели она так и будет мучиться проклятым характером, как му­ чается раскаянием человек, натворивший во хмелю такого, чего никогда не сделал бы трезвый? На следующий день утром Вера была в теплице. Она шла туда с на­ мерением еще раз извиниться перед Тихоном Кузьмичом, но тот встретил ее с улыбкой, воскликнув: — Ага! Явилась! Теперь хозяйничайте. Дела в гору идут.