Сибирские огни, 1960, № 1

и повести заканчивались вопросом или полувопросом, полуобращением. «Теперь скажите: что еще недоброе может со мной случиться?» — в раз­ думье говорит в конце печального по­ вествования о своей жизни слабоволь­ ный герой рассказа «Шампанское». «На кого он сердился?» — как бы спрашивал Чехов читателя после рассказа о труд­ ной и изнурительной работе почтальона, обязанного из ночи в ночь ездить с поч­ той на тряском тарантасе по скверным дорогам. И так же полувопросительно заканчивал произведение: «На людей, на нужду, на осенние ночи?» «Какова-то будет эта жизнь?» — та­ ким вопросом обрывалась повесть «Степь». «Как освободиться от невыносимых пут лжи, лицемерия?»—спрашивают друг друга герои повести «Дама с собачкой». «Как? Как? — спрашивал он (Гуров — В. С.), хватая себя за голову. — Как?» И ответа не было. Часто, очень часто концовкой своего рассказа Чехов особо подчеркивал, что история жизни героев произведения да­ леко еще не закончена, она продолжает­ ся так же, как продолжается и никогда не останавливается сама жизнь. Художественно это выражалось в не­ законченной фразе, многоточии, которы­ ми как бы полуобрывалось произведение, или прямым указанием на то, что со старой жизнью покончено, а новая толь­ ко начинается, но она еще неясна, пол­ на тайн и неизведанного, страстно желаемого счастья. «И казалось, — писал Чехов в конце повести «Дама с собачкой», — что еще немного — и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было'ясно, что до конца еще да­ леко-далеко, и что самое сложное и труд­ ное только начинается» (IX, 372). Таким мотивом заканчивались многие рассказы, повести и драмы Чехова и, в частности, его последний рассказ «Не­ веста». Жизнь продолжается несмотря ни на что, и потому, рано или поздно, все сложные и мучительные вопросы будут решены. Подобным оптимистическим ут­ верждением отмечены все выдающиеся произведения Чехова. Эта бодрая и жизнеутверждающая те­ ма звучала во всем творчестве писателя, что дало право Горькому еще в 1900 го­ ду, в связи с чеховской повестью «В ов­ раге», рисовавшей мрачные картины русской жизни, сказать, что «каждый новый рассказ Чехова все усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту — ноту бодрости и любви к жизни». Сознательное стремление писателя к постановке жизненных вопросов сказа­ лось на характере всего его зрелого творчества. С конца 80-х годов Чехова стали интересовать не только сами урод­ ливые явления жизни, но главным обра­ зом причины, их порождающие. Новым у зрелого Чехова явилось художествен­ ное исследование этих причин. Так, известный рассказ «Спать хочет­ ся» представлял собою и печальное . по­ вествование о горькой жизни маленькой деревенской няньки и еще в большей степени художественное исследование тех причин, которые привели Варьку к дикому и нелепому преступлению. Непо­ средственному же описанию страшного поступка Варьки отводилась лишь часть небольшого заключительного абзаца. Стремление прежде всего раскрыть причины уродливых явлений видно в по­ вестях «Именины» и «Припадок». Ху­ дожественно и правдиво показывает Че­ хов сложные обстоятельства, приведшие к гибели самоотверженного и благород­ ного Дымова («Попрыгунья»), В повести «Палата № 6» писатель, как художннк- диагност, показал душную, страшную жизнь провинциального городка, поро­ дившую манию преследования у нервно­ го и чуткого к боли Громова, и историю крушения ложных иллюзий доктора Ра­ тина. В «Учителе словесности», «Кры­ жовнике», «Ионыче» Чехов раскрыл процесс опошления, различные ступени падения человека в условиях современ­ ной ему России. В произведениях «крестьянского цикла»: «Мужики», «В овраге», «Новая дача» Чехов не только с большой художественной силой обрисо­ вал крайнее обнищание крестьянства, но, как аналитик, проследил причины, породившие невежество, разврат, пьян­ ство и преступления в русской деревне конца XIX века. Чехов всегда резко отрицательно от­ зывался о схоластическом проповедни­ честве, предвзятой и субъективной тен­ денциозности, искажающей истинное представление о предмете. И в данном случае Чехов не вступал в противоречие с эстетикой революционных демократов, считавших демократическую тенденциоз­ ность, проповедь прогрессивных идей и приговор над действительностью обяза­ тельным условием выдающегося произ­ ведения искусства. Отрицая голую про­ поведь и неприкрытую тенденциозность, Чехов, по существу, выступал за худо­ жественную проповедь, образную тенден­ цию и приговор над жизнью, произнесен­ ный средствами искусства. Чехов считал обнаженную проповедь несовместимой, как он говорил, с «техникой», то есть спецификой художественной литературы, которая должна говорить сама за себя без особых подсказок и нотаций. Все идеи и мысли автора, с точки зрения Че­ хова, должны быть реализованы в худо­ жественном, образном их раскрытии. Авторские же объяснения или дополне­ ния, как правило, уже не в состоянии из­ менить объективного звучания произве­ дения. Известно, что Чехов высоко ценил вы­ дающихся представителей русской лите­