Сибирские огни, 1960, № 1

быть согрето внутренним определенным отношением к нему автора. В свете этого требования, полностью воплощенного писателем в своем твор­ честве, странно и неубедительно утверж­ дение некоторых критиков о холодной писательской крови Чехова. Происходи­ ла явная путаница и непонимание его творческих принципов. Он любил пи­ сать, как сам выражался, по холодном размышлении, любил, как аналитик и ученый, взвесить все «за» и «против», но холодности, равнодушия к изображен­ ному у него не было. Чехов был бес­ пристрастным, но не бесстрастным ху­ дожником. Его симпатии и антипатии всегда можно определить. Разве из рас­ сказа «Враги» не становится ясно, что сочувствие и любовь автора находятся на стороне замученного жизнью и рабо­ той врача Кириллова и явная антипатия к ожиревшему аристократическому кап­ луну Абогину? В каждом значительном произведении Чехова виден его гуманистический и де­ мократический взгляд на жизнь, его сердечная оценка описываемого явле­ ния. Она заметна во всем: выборе темы, построении сюжета, в небольших дета­ лях, в музыкальном звучании его произ­ ведения и, главным образом, в протесту­ ющей идее рассказа. К середине 80-х годов во взглядах и творчестве Чехова все ярче стала прояв­ ляться идея отрицания насилия, лжи и произвола окружающей жизни, но сна­ чала еще без отчетливого понимания по­ литических и социальных причин, по­ рождающих эти явления в самодержав­ ной России. В ноябре 1888 года Чехов уже так со­ общал о предполагаемом направлении своего творчества: «Хочу я в этом сезо­ не писать рассказы в протестующем то­ не....» (XIV, 236). * * * Пробудившийся в конце 80-х годов и в 90-е годы интерес Чехова к обществен­ ной жизни, к поискам цельного мировоз­ зрения положительно отразился на даль­ нейшем формировании его литературно­ эстетических взглядов. Рост прогрессивного демократического мировоззрения у Чехова, его естествен­ но-научный материалистический взгляд на жизнь привели писателя к сознатель­ ному утверждению принципов реализма в литературе. Чехов устанавливает свой взгляд на основную проблему эстетики — пробле­ му отношения искусства к действитель­ ности, пытается определить задачи ли­ тературы, обосновывает и отстаивает принцип объективности в художествен­ ном творчестве, понимая его как прин­ цип реализма, высказывается о тенден­ циозности и проповедническом характере литературы, подробно рассматривает во­ прос о взаимоотношении литературы и науки. У него возникает много других важных мыслей о специфике литератур­ ного творчества, образного отражения жизни. Основную проблему эстетики Чехов решает в духе традиций русской реали­ стической эстетики. Он безоговорочно признает приоритет, первенство мате­ риальной действительности, окружающе­ го мира над самым реальным и прекрас­ ным их изображением. Знакомясь с фи­ лософскими размышлениями древнего материалиста-стоика Марка Аврелия, Чехов сочувственно относится к его вы­ сказываниям о том, что самое прекрас­ ное произведение искусства будет всегда бледнее своего оригинала — природы, что ни одно произведение искусства не может превзойти жизнь. Кратко, но четко и определенно писа­ тель показал свое отношение к этой важ­ нейшей проблеме в небольшой публи­ цистической статье 1888 года, посвящен­ ной памяти выдающегося русского путе­ шественника Пржевальского. По поводу смерти этого мужественного человека у Чехова вырвался, как он сам выразился, «короткий вопль». «Такие люди, как покойный, — писал Чехов, — во все века и во всех общест­ вах, помимо ученых и государственных заслуг, имели еще громадное воспита­ тельное значение. Один Пржевальский или один Стенли стоят десятка учебных заведений и сотни хороших книг». В конце статьи Чехов делал вывод, прямо совпадающий с передовой материалисти­ ческой эстетикой русских революцион­ ных демократов: «Если положительные типы, создаваемые литературою, состав­ ляют ценный воспитательный материал, то те же самые типы, даваемые самою жизнью, стоят вне всякой цены» (VII, 477). 1 Но это не мешало Чехову относиться к гениальным созданиям литературы, правдиво и глубоко отображавшим дей­ ствительность, с такой же непосредствен­ ностью, как к самой жизни. Впечатления от чтения романов JI. Толстого и Тургенева были настолько сильны и захватывающи, что обычно сдержанный в выражении своих чувств Чехов порою даже как будто забывал, что перед ним вымысел, и начинал отно­ ситься к литературным героям, как к живым, действительно существовавшим людям. Перечитывая в 1891 году «Вой­ ну и мир», Чехов взволнованно сообщал в одном из писем: «Если б я был около князя Андрея, то я бы его вылечил. Странно читать, что рана князя, богатого человека, проводившего дни и ночи с доктором, пользовавшегося уходом Ната­ ши и Сони, издавала трупный запах. Ка­ кая паршивая была тогда медицина!» С такой же непосредственностью Че­ хов переживал предсмертные муки База­ рова: «Что за роскошь «Отцы и дети»1 12 . «Сибирские огни» № 1.