Сибирские огни, 1960, № 1
•же корыто посреди землянки и не брызгать мыльной пеной на кровать товарища! Устраивались, кто как умел, а чаще всего обтирались тряпкой, смоченной в теплой воде! А теперь за полтинник — сколько хочешь ки пятку, намыливайся, плещись, становись под душ, выхаживай тело. Бро сай ковш за ковшом воду на раскаленную каменку, влезай на полок, ис ходи там благодатным потом, покряхтывай от удовольствия. Но человек думает: «А веничка-то и нету! Веников-то заготовить и запамятовали! В березах живем, а похлестаться нечем!» Любитель парной баньки запамя товал, что в те времена, когда имелась возможность наломать веников, ■было совсем не до них. Д о бордового напарившись, пыршорец с наслаждением выпивает ста кан холодного кваса, но все же укоризненно говорит: — Морсу бы холодного. Уж здесь — морсу не иметь. Позор! Осенью по бруснике ходили... Он не хочет принять во внимание, что брусника лежит сейчас под двухметровым слоем снега, а в то время, когда бруснику давили сапога ми, о морсе не думали. Вон и парикмахер, неслышно срезая бритвой щетину с подбород ка пыршорца, вежливо говорит: — Заходите к нам почаще! У нас очередей нет теперь. Второго ма стера взяли... Кому-то хотелось думать полгода назад о том, что на подбородке вы росла щетина! Иной человек только проведет рукой по шершавой щеке, вздохнет: «В землянке бриться темно, а на воздухе мошка поедом ест. Ладно, завтра.. Работа не ждет...» И до того Доходило, что начинали отвыкать от денег. Вроде того бы ло, что и не понадобятся в Мертвой тундре деньги: повару Архипу Семе нюку отдать два-три червонца, и каша обеспечена на месяц вперед. А теперь снова научились ценить и считать деньги. ТеНерь деньги — это всякая всячина: и чай с вареньем, и белый хлеб, и разные консервы, и карманное зеркальце, и новые штаны. В ларьке тесновато стало. И по ругивали торговый отдел за то, что нет ассортимента, что товар низкого качества. Казалось, пустынный берег, катера и халки на реке, первые палатки и землянки — все это было давно, так давно!.. Успели обозначиться и контуры будущей железной дороги. Теперь, при дневном свете, не только там, где железная дорога пересекает лес, но и в голой тундре стало видно, как она ляжет, изовьется. Грохочут и тяжело дышат экскаваторы в карьерах, черпая ковшами взорванный мер злый грунт. Пыхтят паровозики, увозя груженные песком поезда. Кирки вгрызаются в твердый, как камень, торф, и на отдельных километрах уже исчезли болота. Над выторфовками поднимаются насыпи. Тачки проворно бегают по деревянным доскам-лежням. Всюду горы снега, глины, торфа, льда... Уже можно на глаз определить, где возвысятся насыпи, где пророют ся выемки, где встанут мосты. И все это осветилось теперь солнцем. Человек видит свой труд, плоды этого труда. Это грань, за которой должно начаться что-то новое и важное. И у всех забродили мысли о будущем. БРИГАДИР ПЕТР АГАПКИН К концу февраля в сутках было уже несколько часов светлого вре мени. Чем дальше, тем быстрее нарастал день и свертывалась ночь. В марте ударила пурга. Она шла волнами, с короткими перерывами. Затихнет, уймется ветер на несколько часов — и снова завывает, гудит, мечется, вздымает сугробы снега.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2