Сибирские огни, 1960, № 1
— Дядя, дядя, вы еще про нервы не сказали, ведь наша вода и нервы лечит! Мы и не заметили, как нас окружила ватага ребятишек. — А вы чего тут делаете? — грозно нахмурил брови Белоусов. — Мы клабов залим, — бесстрашно пискнула в ответ трех-четырехлетняя девчушка. Ребята потянули нас за большой черный валун и, раскидав там песок, извле кли несколько больших до полуметра в диаметре, курильских крабов. Они уже были полностью готовы — красные, исходящие аппетитным паром. — Угощайтесь, — любезно предложили нам юные кулинары, стряхивая ударом о валун песок, налипший на членистые ножки крабов. Во время этого неожиданного завтрака Белоусов рассказал, что только в районе Горячего пляжа участок, насквозь прогретый подземным паром, про стирается на двенадцать гектаров. Уже на глубине пятнадцати сантиметров тем пература почвы превышает тридцать градусов. — В предстоящем семилетии здесь решено разбить парники и оранжереи, которые будут ежегодно давать в среднем по пятьдесят килограммов овощей на каждого жителя Южно-Курильска. Прокатив на машине ребят, мы направились к озеру Лагунному. Машина попетляла среди низкорослого молодого ельника, потом дорога по тянулась круто в гору, и ельник сменился кедрами — тоже не очень внуши тельных размеров. Между кедрами там и тут проглядывали кусты черемухи. Вспомнился начальник Анадырского острога Владимир Атласов, сообщавший в своей челобитной Петру 1: «А в Камчатской и Курильской земле ягоды брусница, черемуха, жимо лость. А деревья растут кедры малые, величиною против можжевельнику, а орехи на них есть...» Достигнув перевала, машина остановилась. Мои сцутники, оба с торжест венными лицами, подождали, пока я выберусь из машины, и предложили огля нуться сначала назад, а потом посмотреть вперед. Позади нас, как я и ожидал, разметнулся до горизонта Тихий океан. Впереди...Впереди, за нешироким про ливом, горбились фиолетовые горы. Хоккайдо, догадался я, японский остров, чужая земля. — Так близко? — Когда приедем в Головнино, на берег пролива Измены, — ответил мне водитель, — увидите еще ближе. Там даже гудки паровозов в тихую погоду слышны. Со смешанным чувством любопытства и какой-то особенной, пришедшей вот только сейчас внутренней подтянутости, смотрел я на чужой берег. По- видимому, это чувство знакомо всем, кто бывал на границе. Подождав, пока я насмотрюсь на фиолетовый остров, спутники подхвати ли меня с двух сторон под руки, увлекли в сторону от дороги и остановились перед толстенным деревом со светло-серой сильно морщинистой бархатистой корой. — А видели вы когда-нибудь такое? — голоса их таяли от восхищения и торжества. — Это — бархатное... И, не дав мне как следует осознать всю значимость такого откровения, протащили меня на десяток шагов дальше и показали красное дерево. По том подвели меня к тридцатиметровой высоты дереву с красивой пирамидаль ной кроной, с крупными зелеными листьями яйцевидной формы. — Магнолия, — прошептал Буйновский. — Растение тропиков, — добавил Белоусов. Они откровенно любовались редким гостем из тропиков, а я любовался ими — патриотами своего далекого острова. — Экзотика? — Экзотика, — без ульгбки ответили оба, поворачивая к машине. Теперь ничего больше не должно было помешать нам добраться, наконец, до озера Лагунного. Однако в пути произошла еще одна непредвиденная за
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2