Сибирские огни, 1960, № 1

— И это, в конце концов, должны понять, — заключила Таня, комкая в руках белый вязаный шарфик, — должны понять и Евгения Васильевна и Сте­ пан Тимофеевич. Мне было неясно, чего хотела добиться Таня от стрелочницы Лашко и ее мужа, путевого рабочего, но собравшиеся, слушая девушку, согласно кивали головами и, следовательно, вполне одобряли ее горячие слова. Таня села. И тут же рядом с нею поднялась другая девушка. Веснушчатое лицо ее было крас­ но от возбуждения. — Слово имеет товарищ Доброхотова, — объявил председательствующий. Лиля Доброхотова говорила не менее взволнованно, и слушали ее с немень­ шим вниманием, чем Таню. Но и из ее выступления я тоже ничего не смог уяс­ нить. — Товарищ Омельченко решила почему-то, — сердито кивнула Лиля на подругу, — почему-то решила, что грамотные люди нужны только на железно­ дорожном транспорте. А разве в рыбной промышленности они не нужны? Сколько, например, в прошлом году рыбаки Сахалина выловили сельди? Сто миллионов килограммов. А сколько они собираются вылавливать через семь лет? Двести миллионов килограммов. Так что пусть учится, а там видно будет, куда руки приложить... Кто пусть учится? Евгения Васильевна? Ее муж? Или оба вместе? Все разъяснилось, когда слово дали самой Евгении Васильевне. Оказа­ лось, старшая ее дочка, семиклассница Лида, решила, что дальше учиться не­ зачем и бросила школу. Отец с матерью поворчали, поворчали, да и махнули рукой, успокоились. Но об этом узнал коллектив станции и воспринял как чрезвычайное происшествие, которое касается всех. Нина Рузанова, Светлана Чащина, Таня Омельченко, Лиля Доброхотова — все они пытались уговорить Лиду возобновить занятия. Это не помогло. Тогда девушки насели на мать. Од­ нако Евгения Васильевна, неожиданно для девушек, встретила их вмешатель­ ство в штыки. Вот тогда-то и решено было вынести вопрос на обсуждение профсоюзного собрания. — Я ведь как поначалу приняла эти разговоры, — рассказывала Евгения Васильевна, с виноватым видом взглядывая на девушек, — вот, мол, лезут не­ смышленыши в семейное дело, о котором и понятия никакого не имеют и иметь не могут. Пусть-ка прежде вырастят по пять детей, тогда и учат других; как в семействе порядки наводить... Теперь вижу: правильная с их стороны забота, человеческая забота... Долго еще продолжался взволнованный разговор о судьбе взбалмошной, не разумеющей своего счастья семиклассницы Лиды. Не ожидая конца собрания, я выбрался на улицу. На остров опустилась ночь. Ковш Большой Медведицы накренился над горизонтом, будто готовясь вычерпать воду, отделившую Сахалин от материка. Ярко светила луна. Ничего не изменилось на станции: пять путей, пять домов. Снег. Лес. Со стороны залива Терпения по-прежнему наносило влажным дыханием холодного моря. И все же что-то стало другим, что-то переменилось или во круг меня или во мне, потому что теперь мне не было зябко, неуютно, наоборот, хотелось рас­ пахнуть пальто и дышать, дышать полной грудью. «Холодно, скучно...» Нет, если бы Гончаров побывал на Сахалине в наши дни, он, верно, не написал бы такого. Побсягдеипме расстояпия — Мы победили расстояния, — сказал мне мой случайный спутник Геор­ гий Яковлевич Белоусов, когда мы вышли на берег в Кунашире. — Давно ли я ходил по улицам Москвы, а сегодня буду дома. Вот что значит техника само­ леты, быстроходные катера... Белоусов — невысокий, коренастый, уже в годах— возвращался из отпуска. На Кунашире — самом южном из островов Курильской гряды — в рыбацком