Сибирские огни, 1960, № 1

А потом, оглядевшись при свете, люди замечают, что не зря прожили 'длинную ночь. Жили на ощупь. Ходили, спотыкаясь. Видели только то, что вырвет глаз из темноты... А вот, поди ж ты, не узнать здешних мест! Многое изменилось в Мертвой тундре. Круглые сутки тянется по длинной ледовой дороге с юга вереница груженых закуржавелых автомо­ билей. И с каждой новой машиной Север становится богаче': продовольст­ вие, рельсы, доски, гвозди, валенки, посуда, мануфактура, стекло — все то бесчисленное количество вещей, которые нужны человеку, чтобы он мог жить и трудиться. А как выросли, как изменились поселки! Еще не было на Севере де­ тей, а уже строились школы и детские ясли. Взять хотя бы Пыр-Шор. Если взглянуть со стороны реки, то только и увидишь, что снег да по нему ребристые линии валов, черные прожилки траншей и путаные, во все стороны извивающиеся линии противоснежных щитов. Но там в снегу пряталась первая пыр-шорская улица — длинный ряд бревенчатых приземистых зданий, неказистых на вид, построенных, как говорят плотники, «в заборку», но, во всяком случае, непохожих на те землянки, с которых начинался Пыр-Шор. И уже прилепилось на язык людям словечко «город». Говорили «строим город», «на стройке города»... Первый порядок домов называли «Главная улица», хотя ее контуры толь­ ко намечались и несколько бревенчатых бараков никак еще не составляли улицы. Зато существовал голубой лист кальки, на котором рукой чертеж­ ника было написано «Генеральный план поселка Пыр - Шор». На этой кальке тянулась длинная «Главная улица», широким полукругом лежала «Театральная площадь», а от нее, как лучи, разбегались во все стороны улицы: «Почтовая», «имени Челюскинцев», «имени Фритьофа Нансена», «Полярная»... Театр был пока только заштрихованным на кальке квадра­ тиком. Но плотники на вопрос, где они работают, отвечали: «На Поляр­ ной барак рубим», «На Почтовой радиоузел ставим». Ребенку больше всего не нравится, что он ребенок, он завидует взрос­ лым (тем все можно! Над ними не стоят папы и мамы, дедушки и бабуш­ ки, дяди и тети!), он хочет поскорее сам стать взрослым, хотя потом до са­ мой старости будет вспоминать о детских годах и, уже ступив одной ногой в могилу, все-таки скажет: — Почему человеку только однажды дано пережить.детство? с Пыр-Шор поскорее хотел стать городом! Пыршорцам казалось, что все совершается медленнее, чем должно сбыло бы совершаться, что прожито так много, а сделано так мало! И сде­ ланному следовало быть лучшим, чем оно есть. В новой столовой обедали за столами, покрытыми клеенками. Пищу •разносили официанты в белых халатах. Эту пищу выбирали по меню. И вроде бы совсем забыли о том времени, когда кухонные котлы висели на длинных шестах над кострами и люди ели без выбора, что дадут, из глиня­ ных, плохо обожженных мисок, деревянными ложками. И повар под градом сыпавшихся на него ругательств оправдывался: — Ну, что вы пристали! Чем я вас накормлю? Или мох «по-министер­ ски» изготовлю? Крупа она и есть крупа... — Сами-то, небось, мясо жрете, не мох, — ворчал рабочий, получая кашу. — Еще и смеется! «Мох по-министерски!..» Это было незаслуженно. Повар Архип Семенюк в те времена сам то­ щал у своих котлов. Вот теперь другое дело. Теперь он раздобрел, раздал­ ся вширь, оделся по полной поварской форме, щеки его покруглели, залос­ нились, и если бы кто-нибудь сказал: «Вот какое наел рыло», — возра­ жать было бы трудновато... Вон и баньку сгрохали! То была у каждого такая забота: а как же соскоблить с тела строительную грязь, смыть трудовой пот? Не ставить