Сибирские огни, 1959, № 9

а то сорвется! Ребята, эти бадьи заполним — и конец! Наокмем, а?! — Ладно, кончай, шланги сверните и все. — Это Несида сказал, ныряя ли­ цом в лужу воды. С шумом выдохнул воздух и сказал, вытираясь грязным плат­ ком: — Тринадцать машин. Выше пятидесяти бадей. Или пятьдесят метров. Это будет на одного нормы по той. Уже потом, через неделю, сидя в общежитии, я услышал об этом по радио: «На котловане Братской ГЭС все шире разворачиваются земляные работы. До на­ ступления холодов нужно вынуть полмиллиона кубометров грунта и уложить бе­ тон. На выемке скального грунта используются взрывы. Но это возможно только до определенного уровня. Там, где начинается запроектированный нижний уровень котлована, работа по выемке скал идет вручную. Бригада Несиды добилась ре­ кордного результата. Она вынула за смену более пятидесяти метров скального грунта». И я тогда орал, подпрыгивая: — Это же мы! Это про нас! Черт возьми! Ага! Выдюжили!.. Но это потом. А сегодня просто шел домой. Возле котлованной столовой прода­ вали морс из бочки, и десяток рабочих вокруг толкались, шутили, совали пыльные рубли. Сунул и я смятый почерневший рубль и взамен получил розовый морс, пахнущий клубникой и прохладным лесом. И заторопился на машину. Чувствуя хо­ рошую усталость, с которой не поскачешь, не пойдешь подпрыгивая, а зашагаешь, медленно ставя ноги и ощущая всей ступней притяжение нашей каменной и очень тяжелой земли. Крошилась под ломом в белой пыли Обломанная планета, И д аж е на той стороне земли, К азалось нам, слышно это. Иду. Пропесочен. От пыли в ушах Д о пыльных в кармане денег... А сколько весит земной шар? Н а сколько тяжелых бадей он?.. Прихожу домой и едва успеваю черкнуть друзьям пару слов: «На работу устроился, тружусь в котловане, очень доволен и жизнью и ра­ ботой. Обо мне не беспокойтесь, все-все очень хорошо». И в постель... Еще одно ненаписанное письмо Слышу, где-то в коридоре бьют в дверь: — Эй, открой! Ребята, открой! Черти, вот опят, хоть из пушки... Опять при­ дется-через окно. По радио песня: Ты навеки мне стала близкая, Величавая Ангара ... Нужно снять часы, да радио выключить, да еще что-то... Все это понимаю, а уж е сплю, и ничто меня не подымет. «Милые мои, друзья мои... Как вы там? А я работаю. В перерыв ухожу на насыпь и, положив руки под голову, отдыхаю. Обедать я не хожу, да и денег нет. Ребята приносят мне из столовой хлеб. И опять куски диабаза режут руки, и потом их невозможно согнуть в суставах. После работы в деревянном ящике, ко­ торый продувает насквозь, я трясусь до общежития, снимаю спецовку и валюсь носом в подушку. Смена была сумасшедшая, мутные воды бурлили .из-под скал. Когда мучила жажда, наклонялись и, встав коленками на черенок лопаты,, пили у своих ног.... Сон идет сразу, одевая плечи и шею теплом, делая голову невесомой. Только в памяти ворохнется что-то, словно закружат голову белые, уносящие куда-то об­ лака. И еще на мгновение недоверчиво и лениво прикинешь: облака ли это, или камни, однообразные круглые камни, которые валятся в черную бездну. И все. Ничего больше нет. Ни мира, ни котлована, ни тебя. Только звучит сама по себе песня, что-то напоминая, что-то подтверждая: Дом родимый свой у Москва-реки Мы оставили навсегда, Чтобы здесь в тайге встали фабрики, Встали новые города» . И опять у меня не было времени, чтобы написать обо всем этом друзьям.