Сибирские огни, 1959, № 9

Н о ч н а я и с т о р и я Уже за полночь, на пристани Макарьево я вышел на землю. Что-то не спалось мне, решил размяться. Сказали, что стоянка продлится часа два. «Загружаться будут». Что это означает, я понял лишь тогда, когда ткнулся в за ­ крытые ворота пристани. Тетка крикнула с той стороны, не сни­ мая запора: — Ну, куда? На «Шмидт»? Ушел... Загружаться, говорю, ушел. Будет через полтора часа. И я остался мерзнуть ночью на незнакомом берегу. В бит­ ком набитый вокзальчик, на котором почему-то было написано «клуб», я не пошел. Я сел на скамеечку под открытым небом. Светил одинокий фонарь.. Темнели сосны. Подошел человек, мягко спросил: — Дружок , ты не скажешь, сколько времени? — Два. — А случаем, не знаешь, где здесь Вокзальная улица? Нет? Шаль. А у меня, дружок, семья там, а вот, как найти, не знаю... Парень, сидящий рядом, сказал, зевнув: — Вокзальная-то, она прямо отсюдова начинается. Но ведь номеров не разберешь. Подожди, через пару часов начнет све­ тать. Куда торопиться, раз приехал, будешь дома, не убежит ни­ куда твоя семья. Человек согласился. Сел. Но тут же снова встал. — Восемь с половиной лет не видел, — тихо сказал он. И опять сел. — Да, восемь... Сын вырос, в школу ходит, а я его не видал ни разу ... Я, дружок, из заключения. Уж так получи­ лось, три с половиной года служил в армии шофером, и пере­ вернулась машина у меня. Убило начальника. Не виноват я был, да где там разобраться. Дали мне десять. И вот пять я, дружок, отсидел, а сегодня вызвали и сказали, что дело пересмотрено и отпускают меня. Вот, дружок, представляешь, как бегал-то с обходным листом. Ну и сразу на пароход. Плыть-то мне мало, восемь часов, а казалось, что совсем не двигаемся... — Чело­ век закурил. Долго молчал. — Вот так, дружок, и получилось, ушел я из дому в двадцать лет, можно сказать, помиловаться- то с женой не успел, так, несколько ночей переспал. А сейчас мне под тридцать. Сын в школу ходит. Вот как жена только... Она последнее письмо давно написала, очень давно. Написала, что переехала к матери, в Макарьево, и живет на Вокзальной улице... Парень, сидящий рядом, лениво сказал: — А ты все равно гуляешь, так сходи без вещей, посмотри номера, там фонари попадаются на столбах, вдруг и увидишь...— И, глядя человеку вслед, добавил. — Как в жизни получается, а? Он в двух шагах сидит, страдает, а жена, может, вон. в том доме, спит, ничего не знает. Ждет его через пять лет. — Парень кашлянул, подумал. — А может, и совсем не ждет... Мы помолчали. Вернулся человек. — Ну, нашел? — Ничего не видно. Теперь я рассмотрел его. В поношенной гимнастерке, брю­ ках. Темное округлое лицо и детская ясность в глазах. — Скажи еще, дружок, сколько там времени? Я сказал. Он подумал, покружил и исчез. Через пять минут он прошел мимо с деревянным чемоданом и мешком. Кивнул головой: — Счастливо вам, дружок... Мы пожелали ему также счастья. Он скрылся в темноте. Прошумели сосны. Ночь понемногу редела. На п а л у б е Тихо плывем между зеленовато-голубыми берегами. Над на­ ми облака с белыми крутообкатанными боками. Они объемистые, спокойные, как сибирячки. И земля и деревушки спокойные. И воздух так неподвижен над чистой Ангарой, что кусок дыма. Счастливо тебе, Тамара