Сибирские огни, 1959, № 9

Том «Избранного» открывается пове­ стями «Смерть Прокопа» и «Вдова», объединенными под общим заглавием «Соседи». Писатель ведет нас в один из ураль­ ских городов, на улицу Тетери, в слобо­ ду Разгуляй. Здесь-то мы и увидим пер­ сонажи А . Маленького — рабочих и мещан, революционеров и священников, перед нами развертываются судьбы ра­ бочей семьи Бухряковых на протяжении долгих лет. Замысел писателя очевиден — про­ следить историю двух поколений рабо­ чих, запечатлеть путь, которым приходит рабочий класс к пониманию неизбежно­ сти революционного переустройства жизни. И автор делает это очень убедительно, обнаруживая глубокое знание дореволю­ ционной уральской действительности. В обрисовке образов А . Маленький следует плодотворным горьковским тра­ дициям. Здесь дело не только в умении лепить человеческие характеры, но и в трудном искусстве воссоздавать истори­ ческий фон, колорит места и времени. Стоит напомнить, что А. Маленький был одним из первых писателей, которые в 30 -х годах обратились к большой теме рабочего класса. Прокоп Бухряков, чья печальная судь ­ ба повторена тысячами и миллионами дореволюционных рабочих, и его дети, увидевшие свет высокой цели — борьбы за народную свободу — выписаны пи­ сателем очень выразительно. Ясна внут­ ренняя логика каждого образа; читатель понимает, почему дети Прокопа посте­ пенно приходят к мысли: довольно отда­ вать свои силы, свою кровь, свои жизни для обогащения хозяев, как это был вы­ нужден делать их отец. Когда читаешь повести А . Маленько­ го, думаешь: с какой покоряющей страст­ ностью написал автор многие сцены, посвященные делам давно минувших дней. В ряде эпизодов писатель подчер­ кивает контраст различных жизненных укладов. Мы видим внутреннее благород­ ство рабочего человека Ивана Бухряко- ва, который горд тем, что своими рука­ ми создает великие ценности. Он, воз­ можно, и не смог бы выразить это чув­ ство словами, но разве не оно руководи­ ло им, когда Иван привел на заводскую площадь своего четырехлетнего брата Лаврентия. Заводские корпуса выли, скрежетали, лязгали, черный дым клу­ бился из труб. Иван поднял Лаврентия на руки. — Вот завод, Лавруша. Тут робил твой тятя. Вон это высокое — домна, там обочь — мартен, там вон сзади — про­ кат... А я вон... эвон под домной роблю. Здесь как будто нет слов о рабочей гордости. Но именно рабочая гордость своим трудом подсказала Ивану его по­ ступок. Ведь маленький Лаврентий, младенцем оставшийся без отца, — все­ общий любимец родных. Ему — лако­ мые кусочки за обедом, ему — пряник в получку, ему — самое лучшее из того немногого, что есть в распоряжении бед­ ной рабочей семьи. И старший брат по­ казывает Лаврентию самое лучшее, что есть у него, — свое рабочее место, на ко­ тором он нужен людям. Не хозяевам за­ вода, а именно людям. Иногда Лаврентий просил Настю: — Расскажи, мама, про тятю. — Рассказывала я уж е тебе, Лавру­ ша... — Он какой был, тятя-то? — настаи­ вал Лаврентий. — Тятя, Лавруша, рабочий человек был. — Как Ваня? Такой же? — Ваня только по домне знает, а тятя и пимы катал, и на графиню ро­ бил, и стекла вставлял. Вот какой чело­ век был. «Вот какой человек был!». И в этих словах измученной жизнью женщины тоже звучит нескрываемая рабочая гор­ дость. Рядом с этими прямыми и честными людьми особенно жалкими, ничтожными выглядят и преуспевающий мещанин-чер­ носотенец Галчанинов, и жадный пимо- катный заводчик Конкин, с таким ра­ зящим гневом описанный А . Малень­ ким. Этот контраст усиливается многими штрихами. Вот вернулся с каторги один из организаторов забастовки Петьша Мокшин. Его называют почтительно — Петр Ефимович, относятся к нему как-то по-новому. «И его душа наполнилась ра­ достью: значит, помнят! Значит, не зря все было, значит, идет от пятого года на земле росток». Мокшин рассказывает о смерти стари­ ка Анфилофьева, вместе с ним ушедше­ го в ссылку, и кто - то сказал ч у т ь слышно: — Упокой, господи... «Евстигней Резвов тоже не выдю­ жил — царю на помилование подал, с богатенькой чалдонкой связался, в трак­ товом селе лавку открыл, мылом, дегтем торгует. Корявый пимокат вздохнул: — За богачеством, значит, погнался. Тоже, значит, упокой, господи, душу Евстигнееву». Только один мазок, но какой красноре­ чивый! «Упокой душу» того, кто изменил борьбе — он, значит, тоже мертв для лю­ дей. Славные традиции уральцев, по­ томственных пролетариев, не раз всту­ павших в ожесточенные классовые бои, сквозят в этих коротких словах. Нельзя не отметить большое мастерст­ во А . Маленького в изображении массо­ вых сцен. Вот автор рассказывает об одном из первых полетов аэроплана — хрупкого сооружения из палок и полотна. Огром­ ная толпа собралась у ипподрома. Писа­