Сибирские огни, 1959, № 9
ду тем у других таких же лотков не было ни души, словно там вовсе и не торговали. Женщины-торговки искоса поглядывали на Дао Хэнь-мэн и ругали ее про себя на чем свет стоит. -— Непроданный плод гниет дома! — зло говорили они при упомина нии ее имени. А надо заметить, что замуж здесь девушки выходят очень рано. Дао Хэнь-мэн давно уже достигла того возраста, когда девушка вдруг расцветает, подобно цветку лотоса. Но замуж она не шла. К ним каждый год стучались в дверь женихи, но все они получали отказ. Находились и такие, что пытались похитить ее, — местный обычай допускал это, ■— но попытки отчаявшихся парней кончались неудачей, потому что давно из вестно: если ты девушке не мил, то хоть небо опрокинь и землю перевер ни — все напрасно! И получилось так, что сельские парни, как орлы, высоко парили в небе над добычей, а приблизиться к ней не смели. Кроме матери, родных у Дао Хэнь-мэн никого не было. Жили они за пределами сельского частокола в маленькой бамбуковой хижине, родных и знакомых в селе не имели. Когда девочке пошел девятый год, мать раз бил паралич, — она слегла в постель и больше уже не поднималась. В тот день Дао Хэнь-мэн впервые подняла тяжелые посудины с вином, которые все время носила ее мать. Сколько дней и месяцев прошло с тех пор, а жизнь ее оставалась од нообразной и спокойной, как стоячая вода омута. Она привыкла к одиночеству и тишине. Девушки народности таи лю бят песни и танцы. Но никто и никогда не видел Дао Хэнь-мэн веселя щейся. Пальцы ее не касались лютни, с уст ее никогда не слетала песня. Она была равнодушна абсолютно ко всему, жизнь проходила мимо нее, и, казалось, она не слышала и не видела ничего вокруг. У нее не было ника кой мечты, никакого желания, никакой надежды. Она ухаживала за ма терью, безмолвно варила вино и так же безмолвно продавала его. Она Да же не замечала, что становится взрослой девушкой и что ей идет двадцать первый год. И кто знает, может быть, прошло бы еще несколько лет, а она по- прежнему варила бы вино, продавала его, в конце концов состарилась бы и... Но не будем гадать, а посмотрим, что же случилось с ней дальше. В Цзедуне в то время находился присланный из центра медицинский отряд. Отрядом он только назывался, на самом же деле это были: асси стент врача, или назовем его просто врачом, и двое санитаров, — в то вре мя, вскоре после Освобождения, повсюду ощущался острый недостаток в кадрах специалистов, и в таких отдаленных местах, как провинция Юнь нань, жизнь еще не успела войти в нормальную колею. Фамилия врача была Чжао, имя — Ци-мин. Служил он в армии, вы шел из семьи врачей, специального образования не получил. Но здесь он был просто незаменимым человеком. Его возили и зазывали нарасхват. Там, глядишь, у матери молока не стало — зовут его; а у кого-то буйвол перестал есть сено — тоже бегут к нему. И часто было так, что спешил он на дом к одному больному, а его перехватывали и умоляли идти к дру гому. И Чжао Ци-мин удивлялся, как они его находят. Но к кому же им было идти, как не к нему? В Цзедуне было всего два исцелителя — он да глиняный Будда в полуразвалившейся кумирне. Местные жители уважа ли всемогущего доктора, и каждый принимал его, как своего ближайшего друга. Была ли где свадьба или праздновалось рождение ребенка, врач всегда был там самым почетным гостем. И даже если в семье случался скандал, — рассудить поссорившихся звали его. Стоило ему только по явиться на улице, как отовсюду только и слышалось: — Почтенный доктор Чжао, зайдите посидеть!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2