Сибирские огни, 1959, № 9

— Время было — самые огороды, — говорит Козюра. — Некоторые члены правления, — он обводит женщин волооким взглядом, — на рынок свое возили. — А твоя не возила? — Стало быть, МТС вправе была отобрать у вас молотилку, — гово- рит Ася. — И вы сами, на месте руководителей МТС, распорядились бы так же, по-хозяйски. А что касается незасеянного клина, так сегодня у нас с вами и у Гавриловой — одна общая забота — больше хлеба. Правитель­ ство разрешило теперь, в военное время, засевать неиспользованные пахот­ ные земли. Так что не вы, а Гаврилова права. И поскольку разговор у нас идет не бабский, а народнохозяйственный, недостойных намеков себе поз­ волять не станем, а?.. — Раз они женщины, они про любовь обязательно будут говорить,— от имени руководства дает справку Козюра. Не узнать председателя с тех пор, как зашумела в «Обороне» жизнь. Вместо привычных безликих фраз: «Не управились», «Год на год не при­ ходится» — в его речи появилось увесистое: «Я дал команду», «Я поста­ вил людей»... И в самом деле — он поставил людей, и в самом деле — он дал коман­ ду. Что из того, что человек он тихий, недрачливый, и нет ему у баб авто­ ритета? А райком партии, видно, разглядел в нем хозяйственную хватку, прислал своего представителя, поддержал перед людьми его авторитет. Мог человек растеряться, когда лучшие бригадиры, орлы-мужики — все на ф р т т ушли? Мог. А тем более — у него характер мягкий. Да и хоть ка­ кой хозяин — один с места хозяйство не сдвинет. А бабы ехидный народ. От них жди какого-нибудь фокуса. Сами выбрали, сами отвернулись. Не гож — переизбери. А гож — помогай. Помогают. Зря он на них грешил. Языкастые, верно, вздору много лишнего нанесут, а — работники. Вообще, народ у нас в «Обороне» стоя­ щий, от других колхозов не отстанем... Починили кровлю в телятнике. Собрали разбросанный под снегом — по огородам и буеракам — конный инвентарь, плуги, прицепы. Запрягли быка, свезли все добро к кузнице. Пригнали молотилку в узкий, заснежен-' ный прогал меж зазимовавшими в степи скирдами. Мглистым утром и в сиреневые сумерки, и ночью в остром луче тракторной фары — мелькают вилы, летят вверх снопы, ползет, топорщась, выбитая солома. Комсомольцы наладили круглосуточную молотьбу. Вновь наездили дорогу по снежной целине. Потянулись санные возы, запряженные бычками. Полуторка с зелено выкрашенными бортами рабо­ тает вторые сутки. Слышь, бабы, Гаврилихе, полуторку вот-вот отдавать для фронта, своих, дел невпроворот, а отрядила нам в помощь... Женщины работают на молотьбе днем. Девчата встают к молотилке в ночь. Бывало, под снопы ставили только мужчин. Нелегкое дело подхва­ тывать тяжелый сноп на вилы, бросать вверх на полок к настильщику. За полдня так намахаешься, в обед ложку не удержишь! Ничего, справляют­ ся. Война! Высоко на полке, под рукой у настильщика, — девушки. И под зерном на току — девушки. И под соломой они, и под мякиной. Под мякиной сто­ ять, как говорится, неуважная работенка: легкая, гордиться нечем, а до того пыльная! Набьется полный рот, все лицо исколет злая ость. Раньше сюда только и ставили девчонок да ленивых баб. И оплата низкая — под снопами полтора трудодня за день, а под мякиной—75 соток. Какой сейчас может быть разговор — «сотки-копейки», когда война! Куда назначат, туда и пойду! И 16-летняя Васска, мечтавшая о боевых подвигах, увязав подбородок и нос платком до самых глаз, несет свою незавидную службу