Сибирские огни, 1959, № 9

ривает валуны, разгоняя машину. Та, натыкаясь на крупный камень, встряхивает­ ся, вся звенит, Гурген ругается (это видно по его губам) и снова отводит буль­ дозер . Только глаза блестят, как у голодного человека. Про заявление он забыл. «Матрос» перестал говорить про купанье. Ворочает лопатой, и видно, как мускулы катаются по телу ... Не дожидаясь крана, подымает целые плиты диабаза. Грудь с изображением Кремля в кусочках прилипшего камня, мокрая от пота, а он все скалит зубы: — Машины — машинами, а эти рычаги, — он сгибает руки, — пока — лучшая из механизаций! Чимилев снял свой значок, молча ковыряет скалы. Но и про ЛЭП не вспоми­ нает. Его просят некоторые: — Коля, ты же бухгалтер. Подсчитай, сколько мы заработали. — Идите вы... — бурчит тот. — Только начали по-человечески работать, как уж е подсчитай. Ты вон гляди. На политической карте мира, я вчера смотрел, многих городов нет, Рязани, там, Казани... А Братск есть! За что это нас так? А? Да, по-честному, авансом нам такая заслуга! За будущ ее наше... вот за что нас туда припечатали. А ты два камня положил и давай подсчитывай. И Коля с силой вбивает лом. Он высказался за целый день. Славка тоже тут. Покраснел от усилий. Большие рукавицы болтаются на руках. Он глядит наверх. — Гляди, гляди, кто там! Вся бригада подымает голову. На взмыленных лицах расплывается улыбка. Наверху, как ни в чем не бывало, мелькает красная ковбоечка. Инна! — Ишь ты, опять порхает! — говорит кто-то. Еще вчера ко мне подошла Дуся. На лице улыбаются все веснушки. — Ты чего на танцы не пошел? — Не хотел. — Ну да... А чего стоял? Я пока дотанцевала, выбежала, а он исчез. Денег, что ли, нет? — Да. — А завтра что будешь кушать? — Не на что. И вот она прибегает и сует в кулачке деньги: — Бери. Много нет, но на столовую найдутся. — Она смешно морщит нос. — Ты что в обед будешь делать? — Спать. — Ну-у... Не надо, не спи. Пойдем новую столовую смотреть. Сегодня откры­ вают. Говорят, просто чудо! И вот Дуся тянет меня к новой столовой. У входа толпится народ. В громад­ ном зале сотня блестящих столиков. Отдельно в буфетах продают молоко, пирож­ ки. Подносы, целая гора, сверкают, как щиты. Рабочие не привыкли к самообслу­ живанию, озираются и неловко набирают себе обед. Им еще вчера приходилось штурмом добывать тарелку щей. А сейчас, пожалуйста, дымящиеся тарелки вы­ ставлены в окошки, выбирай... И вдруг Дуся отворачивается. — Пошли отсюда, не хочу больше... — Что случилось? У одного окошка, презрительно усмехаясь, стоит Любка. — Пошли, пошли. Мы выходим. — Ты чего, боишься Любку? — Я ее ненавижу. Когда прихожу в столовую, она смеется мне в глаза и об­ зывается при людях прямо... Я вспоминаю. Однажды на веранде Любка сама подсела ко мне. Потащила почти силой танцевать и говорила, разглядывая в упор красивыми нахальными глазами: — А что, я плохая? Я у себя в деревне всех парней у девок отбивала. И мне завидовали. А Дуська... Фью... Что в ней хорошего? Я ее уж е два раза довела до слез и еще доведу. Пускай даже издалека не глядит на Олега... — Значит, это из-за него? Дуся посмотрела мне в глаза и поняла, о ком я говорю. — Да. Я его ненавижу, ненавижу. У нас была хорошая дружба. Я даже не думала о свадьбе, он сам говорил. А тут Любка приехала и стала в буфете рабо­ тать. Он стал обманывать меня, а сам с ней да с ней... — Слушай, Дусенька, я тебе не говорил раньше, но он подлец. Настоящий подлец. И Любка ему не нужна, просто бесплатные обеды. У него ведь жена есть... — Жена? — теряется девушка. — Жена... Я ничего не знала. Подлый, под­ лый, как же я? Мы с: дим в насосной будочке. Здесь уютно, хорошо. И рабочие любят поси­ деть у Дуси. Вот и сейчас они возвращаются с обеда и рассаживаются на скамей­ ках и на полу. Курят, отдыхают. Но пора...