Сибирские огни, 1959, № 8
прибрали. Сила! Сказывают, пшенички на ней страсть сколь. И густая,, и рослая. Старики не попомнят таких хлебов. Марковей замолчал . О чем-то дум ая ’ глядел в лунную морскую даль. Потом, как бы вспомнив о своем рассказе, заметил: — Д а ... В деда покойного, Егора Кузьмича, видно, вышла Д арья характером . Что решила — не свернет! Он нарезал хлеб, круто посыпал солью картофель, повернулся ко мне и спросил: — Хошь, расскажу , как Д арьин дед, Егор Кузьмич, колчаков по решил в реке? — Пожалуйста, Марковей Ильич. Расскажи! Марковей протянул жилистую руку в сторону длинного, дрожавш е го на воде золотистого столба, и сказал: —• Там все это случилось, за вторым камешком... З а нами стоял темный бор, как всегда в ночное время, немного при таенный. И зредка возникали в нем какие-то неясные звуки, шорохи, и замирали . Выпь невидимо пролетела над нами и прокричала свое осен нее предотлетное: «Кхха-а-аа» ... В стороне хрипло отозвалась другая. — Наехали к нам в деревню в зимнюю пору колчаки, — тихо про говорил Марковей. — И дошел до нас разговор, что на усмиренье пар тизан гонют их. Ну, и офицеры с ними. Двое. Один постарше, — чин к а кой на нем был не припомню, но не сильно малый. Второй помолодше— и чином и годами. Остановились офицеры, стало быть, в доме мужика Дорофея. Богат он был и скуп непомерно, середь зимы верно, что снегу не выпросишь. Коров десятка три доилось, молодняка стадо. Батраков , конечно, держал. Сестра его средняя жила при нем. Тоже скупа: в мо локо ковш воды покудова не плеснет, до тех пор чашки на стол рабо чим не поставит. З а этим сам Дорофей строго-настрого следил. Анна льет воду в молоко, а он голову этак скособочит, смотрит в чашку да на говаривает: «Лей, Аннушка, лей. Ишшо не пузырится». Вот какой чело век, не приведи господь. Из песку веревки вил,—усмехнулся Марковей.— Ж и в ал я у него, знаю... Ну, погостевали нежданные-незванные гости, уехали, а начальники у Дорофея припозднились: винище, должно, иш шо не все выхлестали или по какой другой причине. А потом, — уже сутемь легла , — старшой и говорит Дорофею, чтобы подводу сготовили,, да с найлучшими конями. А Дорофей хитер был. Своих коней неохота давать. Угонят — так с концом! «Есть, говорит, такие кони, ваше благородие, только не у меня, а у однодеревенца, у Егора Быкова. Двое сынов еще у него — Петр д а Кондрат — в партизанах . Д авно мужика на примете держим». Старшой офицер и говорит: — Д авай сюды его! Будем с ним разговор иметь. Ну, спосылали за Егором Кузьмичем. Пришел. Старшой на него коршуном налетел. — Запря гай , старый пес, немедленно коней самых что ни наилуч ших! Знаем , кто ты таков есть. П артизанам помогаешь. Сынков своих у их скрываешь. Супротив власти идешь!.. А сам леворвертом крутит, по-матерному страмит старика. И такой ты, и эдакий. Д а разложить тебя, да отшомполить. Ревет: «Что мол чишь? Ну, говори!..» — А что мне говорить, ваше благородие? — отвечает ему Егор Кузьмич. — Покедо мы тута толкуем да грозимся, ночь на дворе наста нет, а погодье, слышь, как раздувает. П адера зачинается. Ежели ехать надумали , так поспешать надо. А за избой ветер стонет, стонет. И уж отемнело совсем. Офицер опять на Егора Кузьмича:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2