Сибирские огни, 1959, № 8
дых угловатых плеч белую сорочку. Рванула ее смуглыми руками —1вот и приданое человеку, две простыни, — и быстро натянула кофту на голое тело. — Полотенце у меня есть, возьми,— сказала Мария и поспешно раз вязала рюкзак. — Возьми, девка, косынку ситцевую, пригодится,— тоже сказала женщина из-за спины Марии. Человек на шинели сидел неподвижно. Подняв лицо, заросшее свет лой щетиной, он смотрел широко раскрытыми добрыми и жадными гла зами на уверенные, спокойные руки, пеленавшие его сына. — Спи,— сказала ему женщина,— и девчонку уложи. Я посижу. Кто-то пришел, сказал , что посадку отложили еще на час, сперва бу дут отправлять воинский. Опять все примолкли, задремали, притихли в привычном ожидании. В зале выключили электричество. В окна потихоньку вползал неяс ный свет зимнего утра. Женщина не узнала Марию. И -не нужно, так — лучше.'Мария смот рела в худое повзрослевшее лицо Фени. Накрыв себя и ребенка шалью, прижав его к себе, Феня сидела выпрямившись, и покачиваясь, успокоен ным, смягченным взглядом смотрела в голубеющее окно, за которым;, рас ходясь и сливаясь, расстилались пути. Мария вышла из зала . Где-то под лампочкой торопливо дописала письмо. «Иван Матвеевич, дорогой мой старший товарищ. Вы обо мне все- знаете, вам и пишу. Сегодня враг под Москвой, и это невозможно терпеть,, и каждый человек, даж е который ничего еще не сделал, вправе просить партию: возьми мою жизнь, я буду твоим чернорабочим. Иван Матвеевич,, пожалуйста, ответьте мне». Опустила и это письмо, и вдруг ее' охватило смятение. Почему о с а мом дорогом и трудном в жизни написала Коржу? Р азве не Артем ей: ближе? Ведь не Коржем, Артемом гордилась, не Коржа, Артема любила.. Но если сейчас можно написать заново, она опять напишет Коржу. В прокуренном людном вагоне, стараясь сосредоточиться, вскрыла1, бандероль с газетами, просмотрела, что пишут корреспонденты других об ластей, что напечатано из ее материалов. Бросился в глаза снимок: раскрытый комсомольский билет с фото графией худощавого большеротого паренька. Володя Сегал! В последний р а з видела его во время воздушной тревоги. Смеясь, он мчался по лест нице из типографии с развевающимися лентами гранок, а Кропотов кри чал на него, чтоб к чертям убирался в убежище. Под снимком письмо, подписанное командиром части и бойцами, «...когда начались ожесточенные бои, наш корреспондент сунул блокнот в сумку, снял с немца автомат и 18 раз ходил в атаку. Светлая память о Володе...» Они не писали «ваш корреспондент», они написали «наш коррес пондент». ...Иван Матвеевич, что должен и чего не должен газетчик? Теперь я знаю, давно уже знаю: должен все. У ног Марии на вещевом мешке сидел парень. Он попросил у нее бу маги — покурить, и, аккуратно заложив край газеты, оторвал полоску. Парень выпил, и душа его ж аж д ала доброго разговора. Обводя людей доверчивым взглядом, он говорил: — Такое дело, война. Значит—не ж алея жизни. Так я говорю,-мама? И чужая ему старая женщина, сидевшая рядом с Марией, кивала го ловой и отвечала:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2