Сибирские огни, 1959, № 8

загораж и вая его от рвущегося в бой Толи. Она оборачивается к девущ-г кам , — Д а заберите вы его! — П ана ловко влезает на платформу, из-з,а спины охватывает Толю руками, и он, по-мальчишески сердясь, тщетно пытается разорвать ее могучее объятие. и ; — Ведите его в медпункт, — кричит Мария. — Д а не разм азывай ты кровь! Толю насильно ведут в медпункт. Оборачиваясь на ходу, прижимая к щеке промокший от крови платок, он говорит с яростью: — Пусть лучше слезает! Я сейчас вернусь, без него управимся! — Кто начал? — спрашивает встревоженная Ася у Марии. — И з-за чего? Н е дожидаясь объяснений корреспондента, Меркулов спрыгивает с платформы: — Управятся без меня — я не напрашиваюсь. . Он уходит размашистым шагом. Вслед ему молча глядят девушки обеих бригад, все, кроме Марфеньки. Она сосредоточенно, не поднимая глаз, разбивает ломом смерзшуюся стружку. — С субботника дезертировал и рукавицы заиграл? — хриплова­ тым, насмешливым голосом кричит вслед Меркулову Н адя Казачкова с платформы. Он останавливается, срывает рукавицы и швыряет их в ноги Мар- феньке. И вдруг напряженное молчание разряж ается смехом. Девушки хохочут, глядя в удаляющуюся спину Меркулова, все, кроме М арфень­ ки. Но это не тот смех, которого он добивался, нет, не тот. — Знаешь, Ася, — говорит Мария. — Ты можешь мне сказать, что я дура. Но если человек вот так работает, как этот Меркулов, — точно, лихо, красиво, — мне трудно понять, как в нем уживается мелкая, дрян ­ ная душонка... — Вот, вот, — Ася покусывает губу, — и мне тоже! Всегда думаю, что человек и его. работа — одно целое. А жизнь меня за уши подтаски­ вает к таким вот типам и учит, учит: «Гляди, понимай, бывает и иначе...» Ася отодвигает платок и со злобой дергает себя за маленькое розовое ухо, показывая, как ее учит жизнь. Марии становится смешно. — Смеешься! — горячится А с я .— А между тем, мы виноваты. Мы— плохие воспитатели! Значит, не сумели найти такое слово, чтобы припек­ ло человеку совесть. И тут в морозный воздух врывается голос: «Товарищ, очень хочется жить!» Всё разом останавливается. Все лица подняты к черной глотке гром­ коговорителя вверху на столбе. «...жить, дышать, ходить по земле, видеть небо над головой. Но не всякой жизнью хочу я жить, не на всякую жизнь согласен!..» Люди на земле и на платформах , на горах стружки застывают с ло ­ мами и вилами так , как их застигает этот голос, идущий от огромного, от человеческого сердца. «...товарищ! Три часа осталось до рассвета. Судьба моя — в моих руках. Н а острие штыка моя судьба, а с нею и судьба моей семьи, моей страны, моей партии... Рассветает. Загрохотали гаубицы. Артподготовка. Скоро и мы пойдем. Товарищ! Н ад родной донецкой степью встало солн­ це, солнце боя. Под его лучами я торжественно клянусь тебе...» Неподвижные люди с кайлами и лопатами на Сибирской земле мол­ ча принимают эту клятву. «...раненый, я не уйду из строя. Окруженный врагами, не сдамся. Нет в моём сердце сейчас ни страха, ни смятения, ни жалости к врагу ,—