Сибирские огни, 1959, № 8
окого «Яра» 1914 года или под старого тапера из когда-то единственного кине матографа «Прогресс» в моем родном городке на Волге. Но маскарадом тут и не пахло. Стю ард был всего лишь стюардом, то есть комсоставским буфетчиком с одного из облупившихся лесовозов судовладель ческой династии Борнхофенов (облу пившихся, потому что красят сухогруз ные транспорты в федеративной Герма нии только в молодости, а какого черта красить стариков, если они уже аморти зировали заложенный в них чистоган и не нынче-завтра могут пойти ко дну?). Черный галстук-бабочка был своего рода «профодеждой» многих иностран ных стюардов. Он был и на милом юноше Уве Хор не — единственном нашем собеседнике в этот снулый вечер, когда мы, не пере ходя государственной границы, побыва ли на чужом западе. Уве оказался любителем старой клас сической музыки, и имена Моцарта, Шу берта, Бетховена и Шопена были спо собны вызвать румянец на его по-де вичьи нежных щеках. Перестав созерцать замедленный кинофильм рок-н-ролла, мы уселись с Хорном на плюшевом диванчике, и раз говор о музыке в наших душах вернул матросскому клубу звание интернацио нального. Уве — музыкант и поклонник всего классического в музыке. Но по воле не доброй судьбы сейчас он вынужден мыть тарелки с чужими объедками в офицер ском буфете огромного лесовоза. Он обижен, и он завидует русским молодым людям, которые за счет государства учатся в консерваториях и музыкаль ных училищах. Он обижен за западно германскую оперу, которую все глубже захлестывает заокеанская волна «этой профанации» — Уве кивает в сторону роккнн-роллствующего зала. Он, наконец, обижен на Мир, устроен ный так нескладно': бездарный сын фаб риканта, если захочет, может окончить десять консерваторий даже в Италии, а он не увидит ни одной, хотя музыку чувствует сердцем и чему-то начинал учиться... ...Когда мы в потоке горланящих и пошатывающихся дизелистов, коков, штурманов и рулевых из Гамбурга, Ос ло и Роттердама покидали подъезд клу ба моряков, над Игарской протокой гус то всплыл недалекий гудок. Своим мощ ным басом заглушив пьяный гомон и ширканье заплетающихся ног, он все шире тек над ночным заполярным горо дом. Голоса судов почти так же индивиду альны, как и человеческие голоса; и за десять дней, привыкнув к этому тяжело му басу, я уже не мог ошибиться. Это был голос «Красноярского рабочего», могучего полуморского буксира. Неутомимый речной работяга, он стя нул свой воз в Дудинку и с новым кара ваном поднимался уже в Красноярск. Нужно ли говорить, что именно тогда с каким-то новым чувством я вспомнил капитана Захарова и всех трех штурма- .нов, Лешу-боцмана и Сеню-боксера, Петра Трощенко и Маричева. Именно тогда, в толпе крепко подвы пивших иностранных моряков, пришед ших за нашей древесиной, я и решил рассказать о буднях простых и скром ных тружеников сурового Енисея.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2