Сибирские огни, 1959, № 8
Мы пересекаем котловину, где наблюдали с Улукитканом «мальчишник», и не торопясь добираемся до крутого спуска в ущелье. Надо отдохнуть. Садимся лицом к закату. Василий Николаевич достает бинокль и начинает осматривать горизонт. Видимость изумительная. С каким-то откровением дальние горы приближа ются к нам, и на их крутых склонах становятся различимыми выступы скал, мор щины. Даже отдельные деревья! — Неужто мне мерещится? — говорит вдруг Василий Николаевич, не от рывая бинокля от глаз и продолжая осматривать горизонт. ♦ — Кажется, я вижу пирамиду... Ей-богу, вижу! Взгляните-ка вон на тот ко молый голец. Я беру бинокль, кладу его на камень для устойчивости и пристраиваюсь к нему лежа. Да, это действительно пирамида, но еще не отстроенная: поднято только две ноги с болванкой. Ниже на выступе виднеется белое пятно, — кажет ся, палатка. — Наши, да? — не терпится Василию Николаевичу. — Вероятно, Пугачев со своим подразделением. Больше некому. У моего спутника вдруг радостью загораются глаза. Он долго смотрит на вершину гольца, четко видимую на фоне затухающего заката. Мысленно Васи лий Николаевич, вероятно, уже там, у Пугачева, нашего общего большого друга и неутомимого исследователя. Близко люди! Как это хорошо, как от этого становится радостно! Поймут ли наши ощущения люди, постоянно живущие в городах или се лах? Ведь для них встречи, как говорится, с себеподобными — обычнейшее, са мо собою разумеющееся 'Событие. Мало-помалу тускнеют, гаснут печальные отблески вечерней зари. Темно та окутывает Становой. Мы с Василием Николаевичем спускаемся с гольца и пробираемся по стланиковой, непролазной чаще, чуточку освещенной скупым мерцанием звезд. В потемках переходим ручей на дне каменистой ложбины и взбираемся на борт. Мои ноги еле-еле передвигаются. Вдруг из тьмы доносится запах дыма. Одежда цепляется за сучья, то и дело попадаем в плен густо сплетенных стволов. Но запах надежно ведет нас к цели. И, наконец, вон он — манящий ого нек костра, зовущий запоздалых спутников. Под ногами черным серебром плещется вода. Кое-как иду, задерживая сво ей медлительностью Василия Николаевича. Какая-то странная сегодняшняя ночь: то она обвеет тебя приятной негой, то вдруг окутает проклятым туманом. Где же наш отдых, сколько шагов, километров, часов до него? Силы снова покидают меня. Хочу присесть, ищу под собою подходящую кочку, и на этом думаю закончить мучительный путь, но совершается чудо: ту ман вдруг расступается, легкий ветерок подбирает с мари жалкие его лохмотья. И снова над нами играют небесные светлячки, тайга дышит ночной, бодрящей свежестью, и впереди (совсем близко!) ярко пылает костер. Вот и лагерь! Нас давно ждут. Накрыт «стол». Над огнем парится котел со свежим ба раньим мясом, пахнет только что испеченными пшеничными лепешками. — Пугачева обнаружили... — бросает сдержанно Василий Николаевич, пристраиваясь к костру покурить. Все поворачиваются к нему, а Трофим, вытянув по-гусиному шею, с удив лением заглядывает в лицо Василия Николаевича. — Что ты сказал? Пугачева обнаружили на гольце, привет тебе прислал. — Рехнулся ты, что ли? Откуда ему взяться? — и он вопросительно смот рит на меня. — Пугачев здесь, в горах, километров сорок по прямой. Строит пункт. В бинокль разглядели. — Тогда совсем хорошо! Заедем? Вот обрадуется!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2