Сибирские огни, 1959, № 8
смутно обозначаются контуры отрогов, пятна снегов, ребристые грани откосов. Даль почти не просматривается, чуть-чуть синеет, сливаясь с пустым небом. В тай ге душно, как перед июльской грозою, но здесь на утесахпрохлада,сквозят шаль ные ветерки. Они несут сюда на каменные вершины запах жизни, что-то бодря щее, не угасающее. С ними долетает и крик кедровок, шныряющих по стлани кам в поисках осенних похоронок. Вижу, Улукиткан забеспокоился. — Однако на седле ктснго ходит... Смотри хорошо; может, там наша удача. Я поднимаюсь, смотрю на седловину, вижу, как что-то маленькое прокати лось по зеленому фону и тотчас же вернулось на исходное место. Напрягаю зре ние и поражаюсь: все лужайки будто краплены светлыми пятнами. Замечаю, что все они находятся в непрерывном движении, то кучатся, то растекаются по седловине. — Неужели это бараны? — спрашиваю я старика. — Эге, бараны. Больше тут никто не живи. — Почему же они такие маленькие? — Ничего, что маленькие. Когда мяса нет, то и вчерашние кости хорошо. — Что будем делать? — спрашиваю я, загораясь охотничьим задором. — Скрадывать надо да хорошо стрелять. От пустых выстрелов худо брюху и язык совсем забудет вкус мяса, — упрекает он меня за прошлые промахи. Улукиткан ведет меня вдоль гребня, намереваясь подкрасться к стаду со стороны чащины. Оттуда, действительно, хороший подход, много мелких тер рас, за которыми легко скрыться. Но старик вдруг останавливается, вырывает из рубашки тонкую ниточку, вытягивает вперед руку, смотрит, куда отклонится ниточка. — Фу, старый дурак, совсем не туда ходи, надо назад, — он поворачивает ся обратно, торопится. Мы обходим гребень слева, осторожно подбираемся с северной стороны к седловине. Где-то близко стадо. Я его не вижу, но чувствую по тому, как тре вожно бьется мое сердце. Кажется, вот сейчас подкрадемся к краю россыпи, и за ней... — Ходи сзади, хорошо смотри, что я делаю, — шепчет Улукиткан, — ты то же делай. Баран глаз шибко далеко хватает. Мы почти на четвереньках добираемся до края россыпи. Улукиткан липнет к камням, грозится пальцем и вытянутой ладонью отсекает верхнюю часть голо вы по нос, показывая, насколько можно высовываться. А на озабоченном лице строгость. За краем россыпи уже близко седло. Место почти ровное. Слышится редень кий стук камней. Я не свожу глаз со старика. Вижу, он достает из кожаной сумоч ки иголку, вдевает длинную нитку. Понять не могу, что он хочет, и не знаю, нуж но ли и мне повторять эту процедуру. А Улукиткан срывает большой круг почти белого ягеля и, к моему удивлению, пришивает к передней части шапки. Когда же он надел ее на голову, ягель напомнил мне белый лоб барана. Беру у него иголку и тоже пришиваю к своей шапке белый лишайник, с блин величиною. Старик сползает с россыпи, еще раз предупреждает меня быть осторожнее и ложится пластом на влажную землю. Теперь остается проползти метров пять десят до камней на седловине, а там — что будет. Улукиткан ползет бесшумно, как-то смешно растопырив руки и ноги. Бердана на спине, он ее держит зубами за ремень, перекинутый через правое плечо, а ложе отодвинуто к левому боку — так бердана не мешает передвигаться. Устраиваю и я на спину карабин, покорно следую за стариком. Есть в нем что-то рысиное, полученное в наследство от да леких предков и оправданное существованием. Ноги устают от непривычных движений. От волнения не хватает воздуха. В мыслях желанная развязка. Еще небольшое усилие, и мы у цели. Остается про сунуть в щель ружья и разрядить их. Но увы... Улукиткан только теперь, нахо дясь так близко от стада, когда дорога каждая секунда, начинает заряжать бер- дану. Он ищет в сумочке-более счастливый патрон, медленно с неумолимым рав- и ; ш 8. «Сибирские огни» № 8.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2