Сибирские огни, 1959, № 8

— Хорошо-, Улукиткан, обещаю исправиться, только не сердись. Но лицо старика эвенка продолжает оставаться строгим. Он-то знает цену патрону, для него это не просто порох с пулькой, это мясо, одежда, обувь, это его •существование в тайге, и, ко-не,р 1 о, старик не может смириться с тем, что я бес­ цельно расходую такое добро. В крови Улукиткана осталась из жизни лесного ко­ чевника какая-то трогательная бережливость к зарядам. Может быть, она и на­ учила его по-рысьи скрадывать зверя, стрелять наверняка, воспитала поразитель­ ное спокойствие зверобоя. Две пули на одного, даже крупного, зверя, по его убеждению, слишком большая цена! После завтрака в лагере затишье. Люди занялись своими делами, — кто уст­ роился под пологом, кто у костра. Над горами спокойное и безмятежное небо. Ка­ жется, и природа устала от бурь, от долгого тумана, от затяжного дождя и теперь дремлет в сладостном забытьи. -Спят собаки, в тени стонет -проклятый ко­ мар, и струйка дыма лениво сверлит -синь неба. Мертвый, полуденный час. Даже крик ворона, внезапно появившегося в душном воздухе, не растревожил всеоб­ щего покоя. Я сижу под стланиковым кустом, пришиваю латку к ичигу — до чего же это скучное дело! А внутри копошится что-то непримиримое к -застывшему перед глазами пейзажу, к ленивой струйке дыма, к наступившей передышке. Неужели так скоро надоел -покой? Пытаюсь разобраться, но, кажется, все уже решено без участия моего разума. Какие-то- -мысли -готовят бунт... Вижу, Василий Николаевич, -развесив на стоянке выстиранное белье, берет бинокль, усаживается на камне, внимательно осматривает горы — значит, и у него- в голове такие же думки и ему невмоготу сидячая жизнь. Чт-о же делать? И я, подчиняясь какому-то внутреннему -зову, встаю. Перед глазами та самая гора, что утром напомнила мне сидячего Будду и на которую я собирался идти завтра, чтобы взглянуть на Ивакское ущелье. Но почему завт-ра, если можно сегодня? Ведь дня еще много, -а ичиги отремонтирую вечером. На этом я и закончил передышку. -Со -мною на -верш-ину -идет Улукиткан. Старик напросился сам, а я не стал -отговаривать, хотя и знал, что- подняться ему на -такую -вершину нелегко. Сборы недолги. Беру карабин, бинокль, рюкзак -с гербарной папкой, сошки. Записная книжка, нож всегда -со мною. В кармане -остается несведенный утром кусок лепешки. Улукиткан -идет со -своей -неизменной берданой, без котомки, на­ легке. Собаки поднимают протестующий вой... — Ни пуха, -ни пера! — кричит нам вслед Трофим. Мы пересекаем марь, затем стланиковые заросли, бурный ручей (все это лег­ ко перечислить, но страшно трудно преодолеть!) За ручьем, собирающим воду с пе­ ревальных котловин, сразу начинается подъем. Видимо, древний ледник, -неког­ да -сползавший с хребта, успел только- оконтурить -скалами этот горный цирк, но выпахать из него коренные породы не хватило сил. Но осталась чащина. Поднимаемся ее левым краем. Улукиткан отстает. Какое беспокойное чувст­ во гонит старого эвенка на эту скальную -вершину. Крутизна отнимает у него- си­ лы, легким не хватает воздуха, он весь трясется, а все же идет, выискивая про­ ход между крупных обломков, заплетенных стлаником и прикрытых лишайни­ ками. С нами поднимаются по уте-сам ели, хватаясь цепкими корнями за углова­ тые камни и упираясь острыми вершинами в небо. Сюда же, к верхним скалам, выбегают .небольшими табунами ольхи. Но вот мы взбираемся на последние утесы, нависающие над чащиной, и кру- тяки переломились. Измельчал стланик, -стало просторно. Дальше за пологим гребнем виднеется широкая седловина, прикрытая мелкой россыпью да зелеными альпийскими лужайками. Я усаживаюсь на камень отдохнуть, а Улукиткан, устало опершись на по­ сох, смотрит на седло-вину... Огромное солнце миновало -зенит. Сквозь фиолетовую дымку знойного дня