Сибирские огни, 1959, № 8
зажигают ни медведи, ни снежные бараны. Даже мамонт, вероятно, не компен сировал бы утраты. Не могу освободиться от досады, а сокжой стоит предо мною- белым -виденьем, настороженным, пугливым. Пора уходить. Встаю. Но кобель тащит меня дальше, опять горячится. Что за дьявольщина, понять не могу! Разве только глухой зверь задержится тут пос ле такой стрельбы и грохота камней. Пытаюсь оттащить Кучума за гряду и не могу, уж больно напористо тянет. Видимо, дело серьезное, приходится смирить ся и идти за ним. К моему удивлению, собака не задержалась на том месте, где стоял альби нос, а только обнюхала веточки стланика, видимо, прикасавшиеся к его ногам, и повела дальше. Снова меня захватывает азарт зверобоя. Возвращается напря женность. Неужели близко может быть зверь?! А Кучум переводит меня за ручей и с прежней горячностью тащит вверх, торопливо виляя по просветам мелкорос лого стланика. Вот мы и у входа в цирк. Надо осмотреться. Он глубокий, почти полусферической формы. Справа, под тенью ступенча тых скал, белеет снежник, весь исчерченный скатывающимися вниз камнями. Сверху же -скалы имеют зазубренные очертания, четко выкраиваются на фоне го лубого- неба. Дно- цирка в буграх, прикрытых свежей зеленью и мелким -стлани ком. Из глубины его вытекает прозрачный ручей. Это и есть исток Тас-Балагана! Внимательно осматриваю дно цирка — никого нет. Гробовая тишина. А Ку чум тянет дальше, рвется, хрипит. Разве кто спит под камнями? — Куй...— кричу я полным голосом. — Куй... куй... куй... — отдается от скал эхо и, мешаясь, выносит звук да леко за скалы цирка. Уж теперь-то з-верь должен бы пробудиться, -однако никого нет. А Кучум не- унимается, злится, тянет поводок. Идем. На нас веет промозглой сыростью, сле жавшимися мхами и прелью еще не отогретых скал. Хочу повернуть обратно, но- Кучум вдруг сбавляет ход, идет на -свободном поводке, будто крадется. Вот он останавливается, комично -сбочив голову, заглядывает под стланиковый куст, го товый броситься вперед... Я тоже смотрю туда. Что это за рыжее -пятно- в тени прилипло бугорком к зеленому мху? Кажется, вижу очертания головы, впаянные в нее черные круглые глаза, контур спины. О, да ведь это теленок -сокжоя! Натягиваю струною поводок, даю почувствовать Кучуму, что ему н-е разре шается и шагу вперед. Сам замираю, хочу казаться добродетельным этому ново рожденному существу, еще не посвященному в тайны жизни, и, прежде всего,, присматриваюсь к позе. Обе задние ноги теленка пропущены далеко вперед, го лова лежит на передних, такое положение позволяет ему — при необходимости — вмиг -сорваться с места и, оттолкнувшись, -спасаться бегством. Теперь нас трое. Впрочем, есть и четвертый: вон какой-то хищник с высоты наблюдает за нами, терпеливо дожидаясь поживы. Кучум гото-в броситься на телка, впиться зубами -и растерзать. Маленький сокжой еще сильнее липнет к земле, закрывает глаза, старается остаться неза меченным. У меня же единственное желание — -не обеспокоить -его. И в -доказа тельство своих добрых намерений стараюсь оттащить Кучума, но тот не идет,, а волочится, вспахивая ла-пами.мелкую дресву. Уж как ему обидно! Теленок вдруг -вскакивает и рыжим комочком прыгает мимо- нас, высоко- подбрасывая зад. Мы провожаем его. Кучум окончательно выходит из повинове ния, и уже никакая угроза не помогает. Вдруг навстречу убежавшему телку доносится крик взрослой самки. — Бёк... бёк... Я подбегаю к -скату -в ущелье и... в ста метрах снова -вижу белого сокжоя!’ Это, оказывается, мать. Она вернулась, несмотря на опасность, чтобы увести
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2