Сибирские огни, 1959, № 8

Предложение старика вначале кажется неосуществимым, мы до того за­ мерзли, что руки не держат топора, уже не ощущается прикосновения настыв­ шей одежды к телу. Но сознание опасности мобилизует остатки наших сил. — Балаган так балаган! — кричу я, и мы сворачиваем вправо1, к темной стене леса. Поздний стук топоров будит тягостную тишину дождливой ночи. Одни рубят рогульки, жерди, другие таскают стланик, сдирают кору с толстых лиственниц. Работа идет страшно медленно, — кажется, и топоры затупились. Я поражаюсь терпению и удивительной стойкости моих спутников. Их даже не узнать — со­ гнулись, как-то сжались: озноб пронзает насквозь. Прежде всего мы делаем из корья балаган для огня. Нам необходима пере­ дышка и хотя бы несколько1глотков горячего воздуха, чтобы отогреть нутро. Снова Улукиткан добывает из-за пазухи припасенный лоскут березовой ко­ ры, теребит его скрюченными пальцами и с трудом поджигает. Костер разгорает­ ся медленно. А мы, мокрые, жалкие, ожидаем тепла. Через короткое время, чуточку отогревшись, мы уже были самыми счастли­ выми людьми на нашей планете. Видимо, для человека путь к ощущению настоя­ щего счастья всегда идет тропой испытаний. Теперь уж можно заняться устройством временного укрытия для себя. ...Еще три дня дождь лил, как осатанелый. Надо же было! пройти такой трудный путь к Становому, обнаружить проход через него и, находясь уже почти рядом с перевалом, попасть в ловушку! Мы прикованы к этому мокрому кло;чку земли, к балагану. Температура воздуха резко снизилась. Выпал снег. Скольких трудов стоило лету одеть эти каменистые склоны гор хотя бы в жалкий наряд, распушить лес, наполнить его* песнями крылатых музыкантов! А теперь все это приглушено холодной белизною. И только одинокие маковки дикого лука ненужно торчат над однообразным снежным покровом. Нам оставалось терпеть и терпеть, ждать, когда настанет долгожданный день и наш караван снова потянет свой след в глубину этих, малоизведанных гор. Однажды какая-то ночная птица взвилась над нашей стоянкой и исчезла за вершинами елей. — Наверное, проголодалась, не вытерпела,— заметил Василий Николае­ вич, поправляя огонь. Улукиткан поднялся, долго выпрямлял спину, вздрагивая от холода и щуря узкие прорезы глаз, молча смотрел вслед давно скрывшейся птице. — Однако, погода кончилась, птица не зря летает,— сказал он. От слов старика стало легче, посвежели мысли, и безнадежность, что еще недавно тревожила меня, развеялась, как пух по ветру. Так я и уснул, убаюкан­ ный ночным безмолвием да далеким, чуть слышным криком ночной птицы. Рассвет все изменил. Коршуном взвился низовой ветер над запушенной тай­ гою. Он яростно и торопливо сдирал с леса бутафорский наряд, поднимал с зем­ ли столбы снежной пыли и несся дальше, тревожа диким посвистом оцепеневшую природу. А что сталось с туманом! Ветер налетал на него тугими струями, рвал в клочья и разметывал в разные стороны. И вот заголубело небо. Сквозь сонные вершины лиственниц брызнул холод­ ный рассвет, и на озябшую землю полились потоки света. Запрокинув зеленые вершины, смотрит тайга в небо, радуется, славит шелестом листвы наступающий день и от восторга плачет алмазными слезами. Еще час, и ярко-зеленым морем расплескался лес. Мы наскоро завтракаем. Навстречу нам плывет невнятный шепоток бубен­ цов — это идут олени. Они, видимо, надумали вернуться своим следом в родную Зейскую долину. Их ведет Майка. Улукиткан стыдит ее, грозит кривым паль­ цем и всех заворачивает обратно. А солнце поднимается все выше и выше. В сладостной неге парится отогре­ тая земля. Все ожило, пробудилось. И опять всем стало хорошо.