Сибирские огни, 1959, № 7

и в полдень тихо льется с гор сюда теплынь да синева. И вот учитель как-то раз весной привел сюда детей. От камня к камню вел рассказ он о делах минувших дней. • i И если сможешь — обвини, а если нет — ты прав сто крат: на древнем кладбище они тогда разбили школьный сад. Н а д вечным сном, шумя листвой, качнулись тонкие стволы. З а свой нарушенный покой простите, горные орлы! В саду весенней чистоты цветы в росинках, как слеза, для нас как будто не цветы, а ваши светлые глаза. Вы, счастье звавшие в мечтах в родном краю под звон мечей, взгляните так, хотя бы так на солнце родины своей! Х А Н У М Вот первый луч пригрелся на окне, и выплывают горы из тумана. А на короткой радиоволне передают напевы Тегерана. Я слышу незнакомые слова, ни одного из них не понимая. Но почему поникла голова и рядом отдается грусть чужая? Поет ханум — и горечь велика: ей не в груди, в самом эфире тесно. Ханум, ханум, о чем твоя тоска, в начале дня рыдающая песня? С душой, всю жизнь закутанной в чадру, опутана цепями шариата, из-за Аракса, может, поутру меня зовешь на помощь, словно брата. Своих подруг счастливых и сестер, быть может, кличешь песнею запетой. Ханум, ханум, я в жизни до сих пор не знал тоски, пронзительнее этой.