Сибирские огни, 1959, № 7

— Сейчас. Ночью. Как только типография кончит печатать город­ скую газету. Нет, это еще не текст, это я просто набросал для затравки. — А текст? — они шептались, и Черных постучал им карандашом. — Напишешь ты, — все-таки шепнул ей Корж, -т—Надо найти дру­ гие слова, с огоньком, с гневом. Ты сумеешь. Мария жадно схватилась за карандаш . — А в стихах нельзя? •— Пробуй, — засмеялся Корж, увидев ошалелые от азарта, от предчувствия работы, глаза. — Я не слышу вас, не слышу, ничего не слышу! — кричит Мария. Звук, едва различимый, прерывающийся, мерцает в трубке. — Не шевелитесь, не дергайте провод, — наконец различает Мария многократно повторяемые слова. Она старается осторожнее дышать. Становится слышнее: — Узнаете меня? Это я, Озерова, стенографистка. Диктуйте. Озерова? Нет, Мария не припоминает. Ей ни разу не приходилось работать с редакционными стенографистками. Но это голос из Москвы, и она в волнении кричит: — Здравствуйте, товарищ Озерова, здравствуйте, как вы все? — Спасибо. Живем. Диктуйте. Заголовок? — Шапка — «Сталь — фронту!», заголовок — «Металлурги востока на боевой вахте»... Мария диктует. После первых абзацев приноравливается, не кри­ чит больше, произносит слова равномерно. Производственные терми­ ны диктует по буквам: — Борис, Лидия, Юрий, Мария, Сергей. — Блюмс? Поняла. Дальше. Слышимость резко улучшается, они оказываются рядом, слышат дыхание друг друга. И Марии кажется чудом, что между ними горы и заснеженные поля, и несколько суток пути. Стенографистка покаш ­ ливает. — Простудились? — Холодно. В редакции не топят. Сижу в валенках. Абзац. Дальше? — ...В кабине под переплетами кровли ожидает команды маши­ нист крана Юрий Степушкин. С красной, тире: Пошел! Абзац. Огром­ ный кран бережно переносит полный жидкого металла ковш... Стенографистка снова покашливает. М ария вдруг вспоминает ху­ дую женщину — прямая светлая челка, ярко накрашенные губы на усталом лице. Она Озерова? Или другая, в вязаной кофте, обтянув­ шей грузную немолодую фигуру. Она тяжело ходила на отекших ногах и всегда таскала по коридору «авоську», полную продуктов. Дома семья... Или — третья? В яркой клетчатой юбке, с темной завесой кр а ­ шеных ресниц. Над ней подшучивали, будто стрелами своих чар она пронзила трех собкоров и двух литсотрудников. Которая Озерова? ...— от стрипперов к нагревательным колодцам. Дальше! — повто­ ряет стенографистка в Москве. Никто их не разъединяет. — Вы удачливая, —: говорит Озерова. — Д авно так спокойно не принимала. Повторите последнюю цифру — 380? Записала . У нас з е ­ нитки расшумелись над головой. — У вас тревога? Там, в нетопленной редакции, усталая женщина записывает за нею каждое слово, будто оно — исключительной важности. — Идите в убежище, товарищ Озерова, идите же! Озерова сердится: