Сибирские огни, 1959, № 7

В разговор врывается Сашка. Облупленный солнцем, коротенький нос его пылает боевым азартом: — Мамка! Нас... тебя... корреспондентом? На фронт? Ура! — Нет, сын, не на фронт. В Сибирь. Поезд отошел от московского перрона без гудка... Стараясь занять как можно меньше места, Мария лежит на вагон­ ной полке. Сын спит. Он больно уперся коленкой ей в живот. Мертвый свет маскировочной лампы лег в его приоткрытую ладонь, такую дет­ скую и беспомощную. Мария думает, как думают все матери на свете: пусть тебе будет хорошо, пожалуйста, пусть тебе будет хорошо. — Не бомбил при посадке, а вчера... — доносится снизу возбуж ­ денный старушечий шепот. ...Два дня н азад Мария посадила своих стариков в поезд. Отец до ночи простоял в военкомате, не хотел верить, что годы и сердце вывели его из строя. Семнадцатилетний Петька, младший , брат, вместе с ком­ сомольцами школы, уехал на строительство укреплений. Мария не успела повидать его на прощание. Опустел старый дом, где прошло их детство — ее давнишнее, его вчерашнее. Но дом будет ждать их. От взрывной волны упал только карниз. И соседние строения, в общем, целы. Она знала их с детства, старые арбатские дома. З а решетками, увитыми плющом, они д ерж а ­ лись со старомодным достоинством. А среди этих интеллигентных к а ­ менных стариков, оскалив железные балконы, торчал стеклоглазый бе­ тонный верзила, вылинявший модник 30-х годов, порицаемый жильца­ ми и прохожими. Старые дома. Они подставили свои сбитые ступени под ее чемо­ дан, когда она возвратилась домой с трехлетним Сашкой. «Одна?» — спрашивали ее окна, куда раньше залетали ее мячи. «Одна?» — спрашивал тротуар, где она рисовала мелом «классы», и перекресток, где она подралась с девчонкой, потому что та сказала , что бог все равно есть, а Мария ответила, что все равно — нет! — и дев ­ чонка назвала ее рыжей, хотя все в классе знали, что Мария кашта­ новая. «Нет, я не одна, я с Сашкой!» У каждого человека есть своя улица, которая знает его и помнит, — улица нашего детства. Может быть, она и не помнит вовсе, но че­ ловеку лучше думать так. Знать, что когда бы ты ни вернулся, стены, постаревшие или подновленные, сады, вырубленные или разросшиеся, спросят тебя: «Каким ты пришел? Мы храним память о мальчишках и девчонках с разбитыми коленками и перепачканными руками, они ста ­ ли работниками, воинами, художниками революции. А ты? Что ты сде­ л ал а в жизни?» «Я любила человека. Очень любила. Р азве я виновата, что он ока ­ зался не таким, какого надо было любить?» Больше я ничего не сде­ л ал а в жизни. «Да, ты виновата», — сказала улица, сказала деревян­ ная лестница, где он поцеловал Марию в первый раз. «А зато у меня есть Сашка. Нам с ним вместе двадцать три года, и мы будем учиться жить сначала». Это было давно, шесть лет назад. А позавчера, на заре, вместе с другими людьми Мария вылезла из подвала. Она шла по улице детства. Поднятая взрывом известь непод­ вижно стояла в воздухе. В белом мраке люди шли молча по битому щебню. Улица была неузнаваема, потрясенная, состарившаяся за одну ночь, с ослепленными глазницами окон.