Сибирские огни, 1959, № 6
да или отчуждения и предназначаются для железнодорожных сооружений и устройств. Сопровождаются такими полосами и наши железнодорожные линии, но они, полосы эти, :не отчуждают от народа ни землю, ни самые дороги, и там, где про ходят наши рельсы, пульс жизни начи нает биться еще энергичнее. На четыре тысячи километров раз махнулась трасса Южсиба, и вдоль всей этой трассы, по обе стороны от нее, поднимается целина, вырастают новые заводы, пробиваются стволы новых шахт, вспыхивают огни электростанций, просыпается таежная глухомань. И если ширина полосы отчуждения, принятая у нас в стране, составляет 25 метров, то ширина «полосы оживления» измеряет ся десятками километров, а порою вооб ще не поддается измерению. Вот тут слова французского экономиста попада ют в самую точку. А разве только новые рельсы несут новую жизнь? В конце пятьдесят восьмого года вы пало мне побывать на станции Тайга, что в двухстах с небольшим километрах к востоку от Новосибирска. Мне прихо дилось бывать и прежде на этой стан ции, но сейчас все тут показалось таким непривычным, что весь первый день пос ле приезда я только и делал, что ходил и смотрел, ходил, смотрел и дивился. В конце этого дня забрел я на тупико вые пути, на которых, отгороженные от остального мира невысоким дощатым за борчиком, стояли паровозы. Много паро возов. Они сгрудились тесной толпой — безмолвные, с заколоченными окна ми, с зачехленными трубами. Это были машины, отставленные в запас, ставшие ненужными на станции, куда дотянулись провода контактной сети. Я смотрел, как мимо них—грустных, молчаливых— проносятся сверкающие свежей кра ской электровозы, и мне было так, буд то вместе с ушедшими в запас паровоза ми ушел безвозвратно и кусочек моей жизни. Я повернулся, чтоб уйти, и увидел в этот момент неподалеку от себя пожило го паровозника, который, очевидно, по добно мне, пришел попрощаться с от служившими свое машинами. В том, что это паровозник, ошибиться было нель зя: в руках он держал традиционный железный сундучок, с которым, навер ное, «ходил в рейсы» еще отец его, а может, и дед. Такие сундучки паровоз ники называют по непонятной аналогии «шарманками». Бегут электровозы мимо старого ма шиниста, бегут вслед за ними его мыс ли. О чем он думает сейчас, этот про коптившийся насквозь паровозным ды мом человек? Верно, он досадует на эти новые машины,— ведь с приходом их «покачнулась» его жизнь, он оказался отброшенным к тем далеким временам, когда пришел, робея, в первый раз в де по. Но он, должно быть, и радуется этим машинам, потому что нельзя не радо ваться могучей поступи той жизни, ради которой он сам, может быть, шел в сем надцатом на штурм Зимнего. Хорошо бы, конечно, если бы он под учился и сел за правое крыло нового локомотива, хорошо бы, да, но только он никогда не пойдет на такое: на паро возе он — первый человек, а тут — но вичок. Представив себе этаким образом со стояние человека, остановившегося не подалеку от меня, я решился подойти к нему и, чтобы завязать разговор, спросил, кивая на молчаливые паро возы: — И куда же их теперь? — Отправят на другие дороги, где пока электротяги нет, — ответил он, как мне показалось, с горечью и искоса взглянул на меня. — Попрощаться пришли? — С ними?— В голосе его прозвучало удивление.— А чего с ними прощаться? —• Ну как же, ушли в запас, отслу жили...— Я дотронулся рукою до его сундучка.— А он еще не уходит в за пас? Хозяин сундучка улыбнулся, облас кал незамысловатое это творение теп лым взглядом. — Нет, он пока только переменил профессию.— И, видя мое недоумение, добавил: — Портфель мне заменяет. Дальнейший разговор помог выяснить, что старый паровозник не первый месяц уже посещает курсы электровозников, а в сундучке — единственная дань па ровозному прошлому — хранит учебни ки и тетради. — Как-то рука к нему привычнее, чем к портфелю. — Трудненько дается? — Учеба-то? Еще бы: каждый день семь потов,— с непонятной мне радо стью возбужденно произнес он, — семь потов каждый день... Где-то далеко, очевидно на подходе к станции, протяжно зевнула сирена электровоза. Машинист наклонил голо ву, с видимым удовольствием вслуши ваясь в такой еще непривычный для этих мест звук. — Семь потов,— повторил он маши нально, думая о чем-то другом. Потом оглядел меня внимательно, спросил: — Вы не спортсмен? Нет? А то вот у спортсменов бывает: бежит, бежит, вы дохнется весь, хоть падай, но не сдает ся, еще наддаст, и тут приходит второе дыхание. Слыхали? Вот так и нашей магистрали эта машина, электровоз то есть, тоже второе дыхание дала... Да и людям тоже. — И вам? — И мне конечно,— согласно кив нул он.— Ведь она что? Она тянуться вверх заставила, а когда человек вверх тянется, все у него в жизни снова да ла дом перестраивается.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2