Сибирские огни, 1959, № 6
тщательнее отобрать в сборник стихи, то она выступила бы еще 'более концент рированно и впечатляюще. А сейчас мы, например, читаем: Скоро, скоро, новоселов радуя, хлынут по раздолью зеленя. („Вторая весна"). И пшеницей — русскою красавицей зашумят безбрежные поля. („Перед зорькой выйдешь за околицу"). I Надо так, чтоб новою пшеницей вширь и вдаль раскинулись поля. („Мы пути прокладывали сами"). День придет, и выбросят березы первые зеленые листки. („В скверике целинного совхоза"). Один размер и одна мысль. Зацветет целинная земля — вот и вся «мысль». И пошли варианты: зацветет — пшени цей, кукурузой, березами, вишнями. Но такие варианты нужны для плана зем леустройства совхоза, а вовсе не для поэзии. Неэкономно расходует поэт строчки, занимая внимание читателя простым повторением. Порой Б. Кауров выдает старые при меты за новые. В стихотворении «В сельском клубе» он пытается раскрыть переживания матери, которая видит на сцене, в президиуме, свою дочь — Ге роя Социалистического Труда: Эх, Наталья родная, Неужель это ты? Как поверить, когда ты из глухого села в двадцать лет делегатом в зал Кремлевский вошла... В первые годы коллективизации, дей ствительно, было естественным востор женное изумление перед быстротой рос та и выдвижения простых людей. Но сейчас-то это стало обычным делом, чуть не каждое село имеет знатного земляка: генерала или летчика, секрета ря райкома или ученого. Конечно, мать восторгалась дочерью, но вовсе не так, что даже «как пове рить» не знала. Все советские люди с восторгом и гордостью восприняли запуск искус ственных спутников. Но потрясения, по добного тому, которое испытали некото рые деятели буржуазных стран, у них не было. За сорок лет строительства со циализма мы привыкли к великим свер шениям наших собственных рук. И ведь это новая, небывалая ранее, черта ха рактера советского человека. Это очень сложная черта, почти еще не раскрытая в литературе. А мы по инерции подчас продолжаем выдавать за новинку то, что стало обыденностью. Широко захватил действительность JI. Решетников в книге «Походные кост ры». Поэта очень лично волнует судьба венгерского друга я судьбы мира на зем ле, воспитание молодых борцов за ком мунизм и воинская честь советских солдат. JI. Решетников владеет красками и пластикой. Не каждый день в нашей поэзии появляются картины настолько выразительные внешне и, одновремен но, исполненные какой-то внутренней, сжатой, силы, как в стихотворении «В конце войны», где изображен полк, за снувший после трех бессонных суток: Был воздух, словно жидкое стекло, Текуч и зыбок, как струя речная. Кусты и травы — все за ним текло, Никак за окоем не утекая. И как на дне реки, Под птичий щелк, Средь водорослей, вьющихся по склону, Сраженный сном, лежал стрелковый полк, На два часа от мира отрешенный. Как будто в бездну провалился он. И только гвозди, слева или справа, Сияли с каблуков со всех сторон, Как звезды, ливнем кинутые в травы. Пыль до колен, как латы на ногах. Темнеют лица, словно из металла. И руки, полускрытые в цветах, По сторонам разметаны устало. Там спят солдаты, сдавшиеся сну. Видны в траве за чуть заметным следом Их ноги, уходившие войну. Ладони рук, сработавших победу. Здесь все представляется зрительно, все воздействует эмоционально. Изобра жение знойного воздуха, как струящей ся реки, усиливает впечатление всеоб щего царства сна и подчеркивает всю богатырскую былинность картины. Сме лый образ гвоздей, сияющих, как звез ды, волнует каждого, знающего цену солдатским сапогам, подбитым железом, отшлифованным военными маршами. Энергичные эпитеты в концовке без лишних разъяснений говорят о том, что это спят великие труженики, исполнив шие с честью тяжелую военную работу. Словно масляными красками, суровы ми и яркими, нарисован в стихотворе нии «Пролог» образ Шандора Петефи, скачущего на помощь своим революци онным товарищам: Кружится пыль. Гремят в ночи подковы, — Отскакивают искры от камней. В расстегнутой венгерке нараспашку И в красном якобинском колпаке Летит поэт, — Звенит о шпоры шашка. Стучит ружье по седельной луке. Уже с удил срывает ветер пену. И на поводьях затекла рука... В стихотворении «Сыну» сплавлены воедино юмор и пафос. Нельзя удер жаться от улыбки' читая о мальчонке, для которого материнские объятия — «крепость ого всех обид и бед». Но отец радуется, что сыну «уж тесновато в объятьях этих» и наставляет его: Ты кем угодно можешь стать на свете. Но к маршам приготовься наперед. Теплая, слегка ироническая интонация переходит в мужественную и строгую речь о том, что не пришло еще время, когда можно увидеть «воткнутые в зем лю у дороги, впервой земле ненужные штыки». 12. «Сибирские огни» № 6.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2